Возвращаемся к проблемам командования «нашим» линкором.

Недавно общаясь с дочерью Ефима Матусевича — Ириной Ефимовной, я узнал о том, что в ходе работы Правительственной комиссии вице-адмирал Пархоменко откровенно оказывал давление на Хуршудова, чтобы тот своими показаниями не усугублял и без того тяжкую вину командующего. Ну что ж, дело житейское. Все фигуранты нашего процесса, обвиняемые в катастрофе с линкором, не были рассажены по камерам, а потому имели возможность общаться — в известной степени согласовывать свои показания перед очередными допросами. Теперь уже точно и определенно можно утверждать, что те из обвиняемых, кто решился на сотрудничество со следователем по особо важным поручениям в лице вице-адмирала Сергея Георгиевича Горшкова, отделались сравнительно малой кровью. Это относится к Пархоменко, к Никольскому и Хуршудову. Сниженные в воинских званиях на одну ступень, они продолжили службу в последующие за катастрофой годы, занимали ответственные должности и были восстановлены в прежних званиях. Кто же отказался от подобного «сотрудничества» и позволил себе дать объективную оценку действиям командующего флотом, начальника штаба, как это сделал Александр Кухта, тот получил сполна. Александр Павлович был снижен в воинском звании до капитана 2-го ранга и уволен в запас с минимальной для его служебного стажа пенсией.

Адмирал Горшков — умнейший и мудрейший человек. Практика выживания в 1937–1939 годах и в суровые военные года сформировала из него «непотопляемого» (в отличие от репарационного линкора) военачальника. Грамотно контролируя следственные действия профильных комиссий по «живучести» и по «взрыву», и манипулируя показаниями основных обвиняемых, Сергей Георгиевич создал условия, при которых у Малышева, ограниченного жесткими сроками работы комиссии, уже не оставалось ни сил, ни времени на углубленный анализ организационных проблем, имевшихся на линкоре. Не говоря уже об анализе тех же организационных проблем, что скопились на Черноморском флоте.

Ну а мы-то с вами не особенно спешим, можем уточнить отдельные детали, оценить служебную деятельность отдельных фигурантов.

Продолжим, однако.

Было бы неправильно все организационные проблемы, что высветились на линкоре в процессе работы Правительственной комиссии, связывать исключительно со служебной деятельностью командования линкором. Существовали типовые корабельные повседневные и боевые расписания, уровень отработки которых позволял судить о готовности кораблей решать учебно-боевые задачи в базе и в море. Большая часть этих расписаний составлялась в ходе постройки и освоения экипажами головных в серии кораблей, часть из них дорабатывались профильными управлениями и военными институтами. И даже при этих условиях расписания эти корректировались в ходе повседневной и боевой деятельности кораблей. В случае же с «Новороссийском» — уникальным, неповторимым и в чем то явно не характерным для нашей национальной кораблестроительной традиции корабля, требовался особый подход и какая-то своя методика изучения, освоения с последующей эксплуатацией корабля и боевого применения его вооружения.

Когда наши корабли предназначались для продажи или передачи морякам других государств, то для подготовки их экипажей создавались специальные учебные центры, разрабатывались учебные программы, и занимал этот процесс многие месяцы, если не годы. И даже при такой отработанной системе подготовки корабли, передаваемые той же Индонезии или Индии, совершали переход силами наших, советских экипажей, либо в присутствии на кораблях в качестве дублеров наших специалистов. Исходя из этой многолетней практики, я не стал бы осуждать офицеров линкора, не говоря уже о моряках, не овладевших в достаточной степени итальянской техникой и вооружением. Хотя нареканий такого характера у членов правительственной комиссии практически не было. Дело в том, что сам Малышев, по предыдущей должности министра судостроения, знакомясь в общих чертах с конструктивными особенностями и недостатками итальянского линкора, считал нецелесообразным прием его в состав нашего ВМФ, о чем писал в своих воспоминаниях адмирал Гордей Иванович Левченко. На приемке линкора настаивал лично И.В. Сталин, очень трепетно относившийся к крупным кораблям, рассматривая их, кроме всего прочего, как эффективный инструмент внешнеполитической деятельности правительства.

Возвращаемся к личности последнего старшего помощника командира линейного корабля «Новороссийск».

Георгий Аркадьевич Хуршудов родился в Баку в армянской семье 15 августа 1916 года. В 1934 году после окончания ФЗУ на базе семилетки он поступает в ВМУ им. М.В. Фрунзе и по завершении учебы в училище в 1938 году в звании младшего (?) лейтенанта назначается прорабом гидроштурманского отдела Амурской Краснознаменной военно-морской флотилии. Чтобы стало понятней — для обеспечения навигационного режима на реках ежегодно, после схода льда, приходилось проверять маяки, заново расставлять знаки навигационного оборудования — «вешки», бакены, светящиеся знаки и прочую ерундень, предназначенную для обеспечения безопасного плавания по речным фарватерам. Задача эта была сложная, трудоемкая и ответственная. Вот помощником старшего «бакенщика» и назначили лейтенанта Георгия Хуршудова.

Опять-же — рыбалка, охота, можно было служить ближайшие 100 лет. И маньчжуры с японцами не помешали бы.

Если же серьезно, то несколько настораживает тот факт, что по выпуску из училища Хуршудову было присвоено звание «младший лейтенант». Ранее в Морском кадетском корпусе такая мера допускалась в отношении слабоуспевавших выпускников, не имевших замечаний по службе, но показавших исключительно слабые знания на государственных экзаменах. Гидрографы — народ скрытный, умеют хранить свои «навигационные» тайны. Очень похоже, что, прикрыв в конце 20-х годов элитное гидрографическое Военно-морское училище и передав процесс подготовки специалистов в ВМУ им Фрунзе, стали готовить универсалов, претендовавших на получение высшего образования, не имея среднего. Да и распределение выпускника в такую откровенную «дыру» только подтверждает мои подозрения. Скажу откровенно, что подобное назначение для выпускника училища, получившего столь востребованную специальность, было равносильно краху еще не начавшейся карьеры.

Много значит первая должность молодого офицера, жаждущего быть полезным обществу, флоту. Может быть, даже прославиться, совершить подвиг. Обидно на долгие годы застрять в должности, скажем, младшего прораба. А такой реальный шанс у лейтенанта Хуршудова был. Нужно было иметь исключительные волевые качества и поразительную живучесть, чтобы вырваться из этого служебного и жизненного капкана. Судя по всему, Георгий Хуршудов, выросший в армянской семье в центре азербайджанской столицы, всеми этими качествами обладал. В 1939 году он уже начальник отдела — появилась возможность вырваться на учебу. Завершив летом 1942 года учебу на курсах штурманского отделения Гидрографического отдела Амурской флотилии, он получает назначение штурманом на монитор «Сунь-Ят-Сен». В 1943 году Хуршудов уже помощник командира монитора. Следует учесть, что Хуршудову повезло — у него был отличный учитель. С 1937 года монитором командовал капитан 3-го ранга Виктор Дмитриевич Корнер.

Начало Советско-японской войны монитор встретил в составе 1-й бригады речных кораблей в протоке Средняя близ устья Сунгари. Корабль принимал участие в боях на реке Сунгари, высаживал и поддерживал огнем десант пехоты в районе селений Тусыкэ, Хунхэдао, городов Фуцзинь и Саньсин. 16 августа от попадания снаряда среднего калибра корабль получил повреждение, а 30 августа был удостоен гвардейского звания. По результатам боев командир монитора капитан 3-го ранга Кернер был удостоен звания Героя Советского Союза, а помощник командира капитан-лейтенант Хуршудов был награжден орденом Красного Знамени. В 1946 году Георгий Хуршудов назначен командиром монитора «Свердлов», а в 1950 году — командиром монитора «Дальневосточный комсомолец».