Я бы на твоем месте обязательно проверил этот приют. Если хочешь, я могу съездить с тобой».

Я последовала его совету, только поехала не с ним, а с Шарлоттой, все-таки это дело семейное.

Приют «Мэйфилд» располагался в современном здании из рыжего кирпича. Напротив оказался супермаркет. В приюте было светло и чисто. До нас донесся легкий запах псины и полироли. «Цветите там, где вы растете» — было написано на гобелене над входной дверью.

— Ой, мама, гляди! — Шарлотта указала на двухметровую клетку с волнистыми попугайчиками, которые быстро скакали с жердочки на жердочку, потому что на клетке вальяжно развалилась большая кошка черепахового окраса и била лапой по прутьям.

— Вообще-то они — лучшие друзья, — сказала смотрительница, опрятная женщина в темно-синем костюме, встретившая нас у входа. — Просто попугайчики любят над ней поиздеваться, но поскольку ее отлично кормят и она чересчур обленилась, то вряд ли станет их обижать, даже если бы и смогла. Правда, мадам? — Кошка повела ухом, но не двинулась с места. — А вот и Берти. — Большой светлый лабрадор подошел к коляске и положил голову на одеяльце Уильяма. — Берти всем нравится. — Смотрительница похлопала пса по спине. — Я уже устала умолять наших гостей, чтобы они не перекармливали его.

Шарлотта погладила Берти, и пес завилял хвостом, да так сильно, что он едва не отвалился.

— Бабушке он обязательно понравится, — тихо сказала мне дочь.

То ли стены здесь были покрашены в более яркие цвета, то ли окна больше, а может, мы просто пришли сюда утром, а не вечером, — как бы то ни было, здесь все было совсем не так, как в «Бишоп-Хаус». Конечно, и тут было много тяжело больных стариков и старушек, но жизнь в этом месте била ключом.

У телевизора старички спорили до крика на тему, до какого возраста можно рожать.

— Нам всем нравится мистер Килрой, да? — сказала смотрительница. — Ну, что у нас сегодня? «Я родила в шестьдесят?» Господи помилуй! Как тебе это, Энид?

— Да она просто сумасшедшая, — возмутилась старушка в розовой кофте. — Родив своего последнего ребеночка, я сказала: «Все! Баста!», а ведь мне было всего двадцать шесть. А сейчас мне бы за собой как-нибудь присмотреть, не то что за ребеночком.

Однако Уильям им ужасно понравился. Энид очень хотелось посадить его к себе на колени.

— Смотри, собачка! Видишь, какая у нас чудесная собачка? Это моя красавица!

Берти подошел к каждому, кто протянул к нему руку, а потом выбежал в холл.

— Отправился поздороваться с другими, — сказала смотрительница. — Он всеобщий любимец. Ну, что вам еще показать?

Мама пожала смотрительнице руку:

— Думаю, мы увидели все, что нас интересовало, правда, Шарлотта? Спасибо за то, что уделили нам время, мы вам очень благодарны. А у вас точно есть еще место?

— Пока да. — Она осторожно прикоснулась к маминой руке. — Знаете, такие решения нелегко принимать, но очень часто оказывается, что так лучше. Подумайте хорошенько и приезжайте ко мне.

Мимо нас стремглав пронесся Берти, за ним гналась какая-то женщина с ходильной рамой.

— Золотце мое, вернись! — кричала она. — Этот чертов пес схватил мою газету, — пожаловалась она, проходя мимо смотрительницы.

— Ничего, Айрин, зато ноги размяла, верно?

Смотрительница открыла нам дверь, мы вышли, но долго еще стояли на крыльце, рассеянно глядя на супермаркет напротив.

— Ну, как тебе? — спросила наконец Шарлотта.

— Мне… кажется, что ей будет здесь неплохо, — сказала я. Мы медленно пошли по дорожке к шоссе, туда, где была припаркована моя машина. — Надеюсь, бабушка согласится.

Вот ждешь ты, ждешь долгие годы, когда же наконец удастся взять верх над родителями, но потом, дождавшись, не ощущаешь никакой радости. Когда я была маленькой и меня ругали, я каждый раз думала: «Ну, погодите, вот вырасту — я вам покажу». Иногда папа делал вид, что он большой и умный: «Потому что Я так сказал», и я этого терпеть не могла. Но как-то никогда не думаешь о том, что наступит день, когда родители станут слабее тебя. И, осознав это, чувствуешь, что земля вдруг уходит из-под ног.

Я сидела у маминой кровати и долго держала ее за руку, не решаясь заговорить. И все же говорила — мысленно.

«Мама, — говорила я, — мне нужно тебе кое-что рассказать, один секрет. — Мама ровно дышала во сне. — Я это совсем недавно поняла. — Забавно, но в профиль она немного похожа на меня. И потом, у нас у обеих уже есть морщины. — Знаешь, мама, когда я забеременела, мне кажется… — мысли медленно облекались в слова, — что это произошло из-за моих комплексов, ну прямо по Фрейду. — Она лежала, выпрямившись, кожа у нее немного натянулась, и от этого она казалась моложе своих лет. — Ты меня понимаешь? Я хочу сказать, что где-то в глубине души я страшно боялась сдавать экзамены и поступать в университет, начинать новую жизнь вдали от всего, к чему я так привыкла. Тогда я об этом не знала, казалось, во всем виноват случай. Но теперь я все поняла. Наверное, проще было забеременеть, чем пойти на такие трудности. Так что я ни за что не сделала бы аборт, ни за что не избавилась от Шарлотты, как бы ни кричала об этом раньше. Ты ни в чем не виновата. Никто не виноват. Просто такова жизнь».

Когда она проснется, я расскажу ей о «Мэйфилде».

* * *

По всему дому были разбросаны маленькие желтые цыплята.

— Это еще зачем? — спросила я маму, которая изготовляла их с невиданной скоростью. — Я и не знала, что ты умеешь вязать.

— Бабушка научила меня много лет назад, а вязание — дело такое: раз выучишься и запомнишь на всю жизнь. Вот этих всех я связала всего за час. Мне показала Айви. Смотри, они отлично налезут на шоколадные пасхальные яйца. — Она сунула в цыпленка палец и немного растянула вязку. — Если есть свободное время, можешь сделать тем двум глазки. В корзинке есть клубок черных ниток.

— Мне надо сменить Уиллу подгузник, от него уже воняет. А зачем ты их вяжешь?

— Для Общества защиты детей от жестокого обращения. Я уже все обсудила с Лео. В следующей четверти мы устроим в школе благотворительный базар в честь Пасхи и соберем денег для несчастных детей. Там и продадим этих цыплят — по фунту каждый. А может, дороже продавать, как ты думаешь?

— Я думаю, что ты совсем спятила, — сказала я, укладывая Уилла на пластиковый матрасик и расстегивая кнопки на одежде. — Рождество в самом разгаре, а ты уже о Пасхе думаешь. И как только у тебя на это времени хватает. — Я сняла с малыша подгузник. — Боже мой. Ты только глянь. Всю спинку испачкал.

— Просто я подумала, что, если делать по две-три штуки в неделю до самого марта и покупать по два яйца каждый раз, когда мы отправляемся за покупками…

Уилл радостно фыркнул, когда я стала его вытирать.

— Это не смешно и не умно, — сказала я ему.