Кладбище и колумбарий имени Эдварда Найтингейла растянулись на целую милю на склоне к югу от природного парка «Спрюуэлл» и были полны исторических памятников. В восточной оконечности кладбища стояли готическая часовня и посетительский центр, а оттуда было рукой подать до Вудлендского медицинского центра – одной из крупнейших больниц штата. Комплекс его зданий – включая морг в Вудленде, а также гигантский лабиринт погребальных контор кладбища Найтингейла в подвалах – был покинут персоналом в первые недели эпидемии, как только в коридорах появились вновь обратившиеся зомби. Теперь вся территория полнилась ожившими мертвецами: часть из них была покойниками, подготовленными ко вскрытию и погребению, другие – скончавшимися пациентами, прикованными к каталкам. Но все они до этого момента были заперты в своих ловушках.

В субботу, в 16 часов 37 минут по стандартному восточному времени, протекавшая неподалеку река Флинт вышла из берегов. Под вспышками молний неистовые потоки устремились через край во все стороны, смывая фермы, роняя рекламные щиты и двигая покинутые автомобили на проселочных дорогах, как детские игрушки.

Оползни начались через час. Весь северный склон вдоль границы кладбища заскользил вниз, к реке, рыхлой и вязкой коричневой волной, разрывая могилы и разбрасывая по холму старинные гробы, которые раскрывались и выкидывали свое жуткое содержимое в океан грязи, снега и ветра. Большинство иссохших скелетов рассыпалось на части, но многие из откопанных трупов – особенно те, которые все еще были свежими и невредимыми и могли карабкаться или ползти, – начали пробираться наверх, к суше.

Богато украшенные окна на первом этаже посетительского центра кладбища треснули и рассыпались под напором воды, а штормовой ветер расколол на кусочки готические шпили, обрушив их и оставив здание без крыши. В четверти мили к востоку оттуда стремительные потоки воды налетели на медицинский центр и хлынули внутрь вместе с обломками через ослабленные двери и окна.

Запертые в морге зомби ринулись к образовавшимся отверстиям, и многие из них тотчас же оказались под водой, не выдержав жуткого ветра и атмосферного давления.

К пяти часам того дня огромное количество мертвецов, достаточное, чтобы заселить целый город мертвых, оказалось вынесено на сушу, подобно косяку рыб, выброшенному на берег, в соседних фруктовых садах и табачных полях. Они один за другим падали, вылезая из водных потоков; некоторые застряли в деревьях, другие запутались в плывущих фермерских инструментах. Кое-кто из них проплыл под водой несколько миль, увлекаемый в прорезаемую молниями темноту непроизвольным инстинктом и зарождающимся голодом. Тысячи и тысячи мертвецов застряли в канавах, долинах и укромных местечках к северу от шоссе, пытаясь вырваться из грязи и гротескно извиваясь при этом, словно древние люди, вылезающие из первобытного бульона.

Прежде чем проливной дождь закончился той ночью и тучи ушли к восточному побережью, численность мертвецов, заполнивших окрестные фермы, уже превзошла численность населения близлежащего города Харрингтон, которая до эпидемии, судя по знаку на шоссе 36, составляла 4011 человек.

После этого величайшего шторма почти тысяча неуправляемых трупов начала сбиваться в самое большое стадо, которое видели с момента начала эпидемии. В дождливой темноте зомби медленно и неуклюже сходились вместе, пока в полях между Крест-хайвей и Роланд-роуд не собралась огромная толпа. Мертвецы стояли так плотно, что издалека макушки их прогнивших голов можно было принять за темную, землистую, медленно двигавшуюся волну наводнения, расползавшуюся по земле.

Без каких-либо определенных причин, помимо не поддающегося объяснению поведения мертвых – будь то под действием инстинкта, запаха, феромонов или слепого случая, – все это стадо начало ковылять по грязи в северо-западном направлении прямо к ближайшему населенному пункту на их пути – городу под названием Вудбери, который лежал от них чуть более чем в восьми милях.

После шторма фермы и поля Юго-Восточной Джорджии были залиты огромными черными лужами грязной стоячей воды. Неглубокие участки превратились в черный лед, холмистая местность покрылась илом.

В окрестностях по-прежнему шел холодный дождь, теперь значительно ослабший, который покрывал леса и холмы вокруг Вудбери прозрачным инеем, превращая их в волшебную страну сверкающих ветвей, увешанных сосульками проводов и обледеневших тропинок, что было бы невероятно красиво в любом другом месте в любое другое время – там, где не было ни эпидемии, ни отчаявшихся людей.

На следующий день жители Вудбери упорно старались привести город в порядок. Губернатор приказал своим рабочим командам съездить на близлежащую молочную ферму за соляными блоками. Их привезли оттуда на грузовиках и распилили цепными пилами на небольшие кусочки, которые затем разбросали по дорогам и тротуарам. В южной части города, у затопленных железнодорожных путей, в попытке сдержать стоячие воды сложили мешки с песком. Весь день под черным, как сажа, небом жители Вудбери скребли, вытирали, просаливали, чистили и укрепляли затопленные ямы и трещины.

– Шоу должно продолжаться, Боб, – сказал Губернатор ближе к вечеру, стоя на площадке грунтового трека. Яркий свет прожекторов прорезал туманный воздух; тарахтение генераторов напоминало нестройный оркестр фаготов. Пахло выхлопными газами, щелочью и горелым мусором.

Ветер гнал рябь по поверхности гоночного трека, которая напоминала море густой, как каша, грязи. Дожди сильно ударили по арене, и теперь в центре нее под стадионными прожекторами поблескивало два фута мутной стоячей воды. Покрытые льдом трибуны были в основном пусты, только в одном месте собралась небольшая команда рабочих, вооруженных лопатами и скребками.

– А? – Боб Стуки тяжело опустился на скамью в двадцати футах позади Губернатора.

Рассеянно отрыгивая, Боб выглядел как потерявшийся маленький мальчик. Голова его завалилась набок в пьяном ступоре. На покрытой инеем стальной скамейке рядом с ним лежала пустая бутылка «Джима Бима», другая – наполовину полная – покоилась в его грязной окоченевшей руке. Он пил без передышки последние пять дней, с того самого момента, как отправил на тот свет Меган Лафферти.

Неисправимый пьяница мог поддерживать уровень опьянения лучше, чем средний человек. Большинство обычных пьянчуг достигают оптимальной степени опьянения – этого безболезненного, притупленного, компанейского состояния, которое дает стеснительным людям силы общаться, – всего за несколько мгновений до того, как провалиться в небытие. Боб, однако, мог забыться примерно после кварты виски и целыми днями оставаться в этом забытьи.

Но теперь, в этот самый момент, Боб Стуки вступил в сумеречную зону своего запоя. Выпивая по галлону в день, он стал время от времени засыпать, терять связь с реальностью, галлюцинировать и на несколько часов отключаться.

– Я сказал, что шоу должно продолжаться, – повторил Губернатор немного громче, подойдя к сетке, которая отделяла его от Боба. – Люди дошли до ручки. Им нужен катарсис.

– Чертовски верно, – заметил Боб пропитым хриплым голосом.