На этот вопрос Лайам тоже не знал ответа.

Однако он чувствовал, что все это имело свой смысл. И нехотя признавал, что не понимает его. Как большинство людей, он почувствовал себя брошенным, когда король возвратился в Цитадель и оставил руководство страной королеве и ее министрам. Дела в Верховном королевстве были плохи уже тогда. Дальше стало еще хуже, жизнь простого народа день ото дня делалась все невыносимее. Ветеран Лайам был из тех, кто не терял веры, кто еще хотел надеяться, что Верховный король не отказался от своего народа.

— Во времена своих первых кампаний, — сказал Кадфельд, — король сам седлал коня. И оружие свое чистил всегда только сам. Спал в палатке или под открытым небом, рядом со своими рыцарями и щитоносцами.

— Это правда, — подтвердил Лайам. — Да и люди, которые тогда окружали короля, были другой закалки, не чета тем, кого приблизила к себе королева. Они знали, что такое пот и кровь. Они знали, что такое работа, и не отступали перед трудностями, не гнушались идти по колено в грязи, если было необходимо…

— Не может быть, чтобы эти люди исчезли все до одного, — заметил писарь.

— Нет. Но можно с уверенностью сказать, что их эпоха закончилась.

Эта эпоха была также эпохой старого солдата. Он выглядел столь опечаленным, что Кадфельд захотел приободрить его и дружески похлопал по плечу.

Лорн встал.

Четверо собеседников заметили его и замолчали. Он все слышал, догадались они. Рабочий побледнел. Писарь застыл. Лайам и Кадфельд смотрели на Лорна и ждали.

Лорн спокойно направился к выходу мимо их стола.

Но передумал и остановился.

Повернулся к ним.

— Того короля-рогоносца, — обратился он к Кадфельду, — звали Галандир Четвертый.

После чего он махнул рукой хозяину заведения и крикнул:

— Запишите на мой счет. Эти люди — мои гости.

И вышел с корзиной снеди в руках, чувствуя на своей спине взгляды всех собравшихся за тем столом. Лишь продавец старых книг не смотрел ему вслед.

Кадфельд не подал и вида, что хочет обернуться. Он задумался, глядя перед собой.

— Он прав, — заговорил книготорговец после долгого молчания. — Это действительно был Галандир Четвертый.

Вернувшись в Черную башню, Лорн встретил во дворе Дариля и его отца, плотника. Подросток представил их друг другу, и новый знакомый, пожав Лорну руку, произнес:

— Дариль говорит, тут потолок обваливается?

Взгляд Лорна двинулся от отца к сыну, на мгновение остановился на сыне, затем возвратился к отцу. Рослый, крепкий и пузатый, плотник показался ему смелым человеком. Рукопожатие было энергичным, а ладонь — мозолистой.

— Похоже на то.

— Могу взглянуть, если хотите.

— Ладно, — сказал Лорн, немного поразмыслив. — Идемте.

Плотник и Лорн проследовали в башню, а за ними шагал довольный Дариль.

Однажды вечером, вернув очередные документы Сибеллюсу и обстоятельно переговорив с ним, Лорн шел обратно в башню, как вдруг услышал сдавленный стон. Он остановился, прислушался, оглядел улицу, подсвеченную лишь Большой туманностью, и заметил на земле старую-престарую кожаную сумку, которую тотчас узнал: это была сумка Кадфельда. Он поднял ее. Ремешок порвался, а книги в жалком состоянии валялись на мостовой.

Лорн быстро сложил книги в старую сумку. Затем прошел чуть дальше и увидел, что в конце улицы, на заднем дворе, четверо милиционеров колотят старого книготорговца. Определенно они специально затащили его туда, чтобы им никто не помешал. Обидчики не спешили и, забавляясь, наносили ему удар за ударом.

Воспоминание о несчастном избитом человеке, которого он видел за таверной в Самаранде, обожгло память Лорна, как пощечина. Он с новой силой устыдился собственной трусости. Холодный гнев охватил его рассудок.

— Отойдите от него.

Удивленные милиционеры повернулись. Поскольку была ночь, Лорн снял очки. Они не признали его под капюшоном.

— Проваливай.

— Я сказал: отойдите от него.

— Проваливай или пожалеешь.

Лорн не шелохнулся.

— Отойдите от него. И убирайтесь.

Усмехаясь, милиционеры двинулись ему навстречу. Тем временем Кадфельд, морщась, пытался подняться на ноги.

Противников было четверо, у каждого тяжелая освинцованная дубинка в руках.

Лорн был один и без оружия. Да, на поясе у него висел нож, но Ориаль считался городом безопасным, и потому он не взял с собой шпагу, отправляясь в Архивы.

Впрочем…

Он взмахнул сумкой с книгами снизу вверх, и она угодила милиционеру под подбородок. Тот рухнул навзничь, как подстреленный, а развороченная сумка раскрылась, и книги полетели в разные стороны. Тем временем второй милиционер атаковал Лорна. Тот отразил удар, хлестнув ремнем сумки ему по ногам, отскочил, развернулся, схватил за руку третьего милиционера и метнул его прямо на первого, который лежал без сознания. Застигнутый врасплох, четвертый не успел опомниться, как двумя ловкими движениями Лорн обрушил его на колени и стянул шею ремнем.

Милиционер, чью атаку Лорн отбил, готовился ко второй попытке. Тот, который упал на рухнувшего первого, поднялся на ноги и со злобным видом массировал запястье.

Но Лорн пригрозил:

— Одно движение, и я сверну ему шею.

Демонстрируя, что это не шутка, он немного усилил давление ремня. Побагровевший пленник захрипел, брызгая слюной и закатывая глаза.

Двое милиционеров замерли в нерешительности.

— Бросайте дубинки. Быстро!

Те выпустили оружие из рук, словно оно разом обожгло их.

— Кинжалы тоже.

Они повиновались.

Лорн чувствовал, что его пленник начинает терять сознание: он оседал и уже не так яростно цеплялся за кожаный ремешок, который сдавливал ему шею.

Пора было заканчивать.

Лорн разжал ремень и оттолкнул от себя милиционера. Свои помогли тому подняться, и он принялся кашлять и отплевываться.

Лорн поднял освинцованную дубинку и указал ею на поверженного противника:

— Забирайте этого и проваливайте.

Повторять дважды ему не пришлось. Милиционеры подняли своего коллегу и пристыженно пошли прочь. Перед тем как скрыться за углом, один из них обернулся и злобно выкрикнул:

— Мы еще встретимся!

— Да, — ответил Лорн еле слышно. — Не сомневаюсь.

Лорн немного подождал, убедился, что милиционеры не собираются возвращаться, и только тогда занялся Кадфельдом. Тот так и не сумел встать. Он подполз к стене и сел возле нее. Нос и рот его были в крови, лицо распухло.