Полностью полагаться на античные источники не стоит, ведь то, что можно назвать «археологической информацией», они зачастую излагают весьма туманно. Впрочем, по ним часто можно составить четкое представление о том, что именно нужно искать. Древнегреческий историк Плутарх, написавший ряд биографий под общим названием «Сравнительные жизнеописания», подробно описал гробницу Клеопатры и драматические события, разворачивавшиеся вокруг нее, в своей книге о Марке Антонии[344]. По свидетельству Плутарха, незадолго до смерти Клеопатра уже понимала, что ни ей, ни Марку Антонию не победить Октавиана, и «возвела себе гробницу исключительной красоты и величественности рядом с храмом Изиды, собрала там самые ценные сокровища царского дома, золото, серебро, изумруды, жемчуга, черное дерево, слоновую кость и корицу». Когда Марк Антоний потерпел поражение, Клеопатра, «опасаясь его гнева, укрылась в своей гробнице за опускными дверями с решетками и засовами»[345]. Марк Антоний совершил попытку самоубийства, полагая, что Клеопатра уже покончила с собой, и его принесли «к дверям ее усыпальницы. Однако Клеопатра не открыла двери, лишь выглянула из окна и спустила оттуда веревки. К ним привязали Марка Антония, и она затащила его наверх», в свою гробницу[346]. Попытки Октавиана уговорить Клеопатру сдаться не увенчались успехом, и он послал к ней на переговоры Прокулея. Он «расположился рядом [с гробницей], у двери, которая находилась на уровне земли. Дверь была заперта на засовы и защищена решеткой, но звук его голоса мог проникать сквозь нее»[347]. Клеопатра по-прежнему отказывалась выйти из усыпальницы, поэтому Прокулей оставил у двери еще одного доверенного человека Октавиана разговаривать с царицей, а сам «приставил лестницу к окну, через которое она затащила наверх Антония»[348].

Дион Кассий, живший почти на сто лет позже Плутарха, описывает эти события приблизительно так же. Он пишет, что Клеопатра «неожиданно устремилась в мавзолей… как бы приглашая и Антония отправиться туда»[349], а когда Марк Антоний попытался совершить самоубийство, «Клеопатра, узнав об этом, выглянула сверху, из-за стен гробницы. Двери в усыпальницу были задуманы так, что, после того как их закроют, открыть их уже невозможно, однако верхняя часть конструкции была еще недостроена. И когда они увидели, как она выглянула из гробницы, то подняли такой крик, что даже Антоний услышал его. Поняв, что Клеопатра еще жива, он встал на ноги, словно в нем еще теплились остатки жизни, но, потеряв к тому моменту слишком много крови, не смог сдвинуться с места и стал умолять стоявших рядом людей отнести его к гробнице и обвязать веревками, которые были прикреплены к стенам для поднятия каменных плит»[350].

По этим двум описаниям очевидно, что Клеопатра построила для себя и Марка Антония мавзолей значительных размеров, с двумя этажами и массивной дверью «рядом с храмом Изиды». Но был ли этот мавзолей использован для погребения Клеопатры и Антония? Судя по всему, его еще недостроили, а Марк и Клеопатра не вполне распоряжались собственными судьбами после того, как Октавиан захватил власть в Александрии. В тех же текстах есть упоминание, что произошло с телами Антония и Клеопатры после их трагической кончины. «Что касается Антония, то, хотя многие генералы и цари просили отдать им его тело для погребения, Цезарь [Октавиан] не посмел разлучить его с Клеопатрой, и она собственноручно похоронила его, устроив пышную церемонию, подобающую царю. Она сама пожелала, чтобы все произошло именно так, и ей намеренно позволили поступить, как она хотела», — пишет Плутарх[351]. Более того, Клеопатра «сама отнесла урну с его прахом в гробницу, сопровождаемая своими наперсницами. Она произнесла: „Милый Антоний, я предаю тебя земле, но руки мои все еще свободны“»[352]. О смерти и похоронах самой Клеопатры Плутарх писал, что «хоть Октавиан и был раздосадован смертью этой женщины, он восхищался ее величественным духом и приказал похоронить Клеопатру рядом с Антонием со всей полагающейся царской особе роскошью»[353].

Это подтверждает и Светоний, еще один древнеримский историк, писавший в 121 году н. э., что Октавиан «позволил провести богатые похороны для них все в той же гробнице», а также, что важно, «приказал, чтобы мавзолей, который они начали возводить, достроили»[354].

Дион Кассий тоже упоминает, что Клеопатра выразила Октавиану свое желание умереть рядом с Марком Антонием: «Отправь меня к Антонию, не откажи мне в милости быть погребенной рядом с ним, чтобы — ведь из-за него я умираю — и в Аиде я могла быть при нем»[355]. Несмотря на все усилия Клеопатры, ей не удалось соблазнить молодого императора, вместо этого она была вынуждена делать вид, будто желает отправиться в Рим в качестве его трофея, пока ей не выдалась удачная возможность совершить самоубийство. Дион Кассий пишет, что первое время она оставалась внутри мавзолея и была занята бальзамированием тела Антония[356]. И хотя впоследствии ее перевели во дворец, Дион утверждает, что Антония и Клеопатру «мумифицировали одинаковым способом и похоронили в одной гробнице»[357].

Великий мавзолей, который описывается в античных текстах, прекрасно подошел бы для царя и царицы эллинистического мира. Александра Македонского и некоторых других членов династии Птолемеев похоронили в Семе в центре Александрии. Сестра и дочь Клеопатры также нашли последний приют в подобных монументах, хотя и за пределами Египта. Арсиноя IV — в эфесском Октагоне, а Клеопатра Селена — в мавзолее, построенном для ее мужа Юбы II Нумидийского, в алжирской Типазе. Даже без учета исторических свидетельств было бы логично предположить, что Клеопатру захоронили в монументе такого же типа в самой Александрии или рядом с ней. В конце концов, это была столица, причем этот статус сохранился за городом и в период римского господства. Кроме того, Клеопатра скончалась именно там. Нет никаких оснований полагать, что ее тело увезли куда-то далеко, если только Октавиан, который, по словам Светония, «был озабочен тем, чтобы Клеопатра осталась при нем в качестве символа его триумфа»[358], не пожелал отпраздновать свою победу в Риме. Однако каковы шансы, что античные авторы обошли это событие стороной в своих трудах? Пожалуй, очень невелики.