исключительно в узком кругу доверенных лиц. Воины и вельможи, преданные ему, молчали, а мальчика, которого совсем крохой привозил с собой эрцгерцог, к ней даже не подпускали. Мелихар вырос, но совершенно не помнил ту девушку, которая носила его на руках в южном дворце, во дворце своего отца, князя Фолькона. Что же касается Родуэлла, ему нужна была лишь ее сила, сила солнечной магии, которая питала его, благодаря которой эрцгерцог становился сильнее с каждым днем.

— Он собирался свергнуть короля. Отца Хьяртана. Мне же было сказано, что если попытаюсь хотя бы как-то передать весточку отцу или матери, если обо всем, что происходит, станет известно, Фолькон уничтожат. Сравняют с землей. Да я и сама это понимала. Понимала, что отец не потерпит такого обращения со мной и что Драэру ему противопоставить нечего. Поэтому я говорила, что со мной все в порядке — когда мы общались через магическое зеркало, и в письмах писала то же самое… И понимала, что должна сбежать. И я сбежала. Мне помогли. Единственный способ: сохранить мир и сохранить себя, я нашла в бегстве и в заклинании, которое могло навеки скрыть меня от Родуэлла. Мне помогли. Мне это удалось…

Мама вздохнула и прижалась щекой к моей щеке.

— Я думала, таким образом сохраню мир между нашими странами, что сама найду мир и покой… но я нашла гораздо больше, Ливия. Я встретила вашего с Фабианом отца.

Оллина спряталась там, где княжну с юга стали бы искать меньше всего — в небольшом северном провинциальном городке, Борге, который не то что такие как Родуэлл, но даже богатые купцы обходили стороной.

Славился этот городок тем, что там было несколько отличных ткачих, к одной из них Оллина и нанялась в помощницы. Во второй половине дня помогала ей, а с утра работала в цветочной лавке, где помогала собирать букеты. Цветы она знала и любила, и хозяйка нарадоваться на нее не могла. Стоило выставить собранные Оллиной букеты, как к лавке тут же сбегались и девицы, и мужчины, и дети. Но самое главное заключалось в том, что букеты, которые создавала новая помощница, расцветали такой красотой, что ими было не налюбоваться! Да и стояли долго.

— Однажды утром я собирала букеты на день, когда в лавку заглянул твой отец. Он пришел за букетом Стелле…

— Стелле?! — ахнула я.

— Да, в то время она встречалась с его лучшим другом, собиралась за него замуж. Букет твой отец покупал ей на День появления, — мама улыбнулась. — Но, увидев меня, забыл про все — он сам об этом рассказывал. А я уронила цветы, они рассыпались, и быстро присела, чтобы их собрать. Чего я даже представить себе не могла — так это то, что твой отец тоже решит их собрать. Мы так столкнулись лбами, что у меня в ушах зазвенело…

Теперь она даже рассмеялась.

— Вот так все и случилось, Ливия. Не думала, что после Родуэлла вообще взгляну на мужчин, но твой отец… с ним все сразу случилось. С первого взгляда. Как будто он вошел — и я поняла, что вот оно. Мое счастье. Конечно, я осторожничала как могла. Долгое время его избегала, но твой отец был на удивление терпелив. Внимателен. Не напорист, как Родуэлл, но настойчив. И знаешь, сейчас я ему благодарна за это. За то, что не позволил мне убежать. Спрятаться. Снова закрыться. За то, что доказывал, снова и снова, раз за разом, что я могу ему доверять. За… вас.

Я покачала головой, с трудом сдерживая слезы. И это меня Хьяртан назвал достойной стать герцогиней? Если кому-то и вручать этот титул, так это моей маме. Моей маленькой храброй маме, которая через столько прошла! Хотя ей даже титул не нужен, он у нее есть. Она — княжна Фолькона!

— Но… как же так получилось, что Родуэлл тебя нашел?

— Сама не знаю, — мама нахмурилась. — Видимо, что-то произошло с заклятием. Я и сама не поняла что. Сама не почувствовала, как оно пало… а Родуэлл появился так внезапно, что я даже уберечь нашу семью не смогла. Не успела…

Она закрыла лицо руками, и теперь уже я обняла ее, прижимая к себе.

Молчала, пока мама сидела так, неподвижно, а, когда она подняла заплаканное лицо, достала платок и мягко стерла слезы с ее щек.

— Кхм… прошу прощения.

Голос лекаря раздался так неожиданно, что я подскочила и повернулась к нему.

— Каэтан! Давно вы здесь стоите?

— Разумеется, нет. Только что вошел. Мне очень нужно поговорить с вами, Ливия. Наедине.

— Это касается Фабиана? — тут же встревоженно вскинула голову мама.

— Нет. Вопрос лично к вам, нэри Селланд.

— Хорошо. Я сейчас вернусь, — коснулась маминой руки, и, спрыгнув с кровати, быстро вышла вслед за Каэтаном.

— Что случилось? — спросила, стоило нам выйти за дверь.

— Пойдемте.

Мы все-таки пошли. К Фабиану!

— Не хотел волновать норру Селланд… Оллину, — поправился он. Фабиан, хмурый как туча, сидел в своем кресле, вцепившись в подлокотники, и мне стало не по себе.

— Кто-нибудь уже объяснит мне, что происходит?! — спросила я, невольно повысив голос.

Каэтан прикрыл за собой дверь и только после ответил:

— На вашем брате заклятие. Сильное. Темное… Судя по всему оно было наложено не на него, но перешло с кого-то. Именно поэтому я не смог сразу его распознать. Не смог увидеть: оно маскировалось, потому что было нацелено на другие живые контуры, не на вашего брата. Тем не менее, именно его темная сила мешает Фабиану восстановиться.

Я перевожу взгляд с Каэтана на Фабиана: похоже, целитель решил не скрывать от него правду, и я даже не представляю, какие чувства испытываю по этому поводу. С одной стороны, Фабиан понимает, что дело не в нем — против магии, против сильной темной магии нет ни малейших шансов. С другой… я уже не знаю, сколько еще соберется в ближайшее время тех, кто хочет навредить моей семье. Моим близким! Да и за что?

Почему?!

— Это поправимо? — спрашиваю первым делом.

Брат понуро опускает взгляд, Каэтан хмурится.

— В целом, возможно. Но мне нужно понять, на кого изначально было нацелено заклятие, чтобы воспроизвести его и сделать контрзаклинание с помощью целительских методик.

— И как нам это понять? — ногти вонзаются в ладони, но я не чувствую боли. — Кто вообще мог наложить это ларгово заклятие? Почему оно перенеслось на Фабиана? Когда?!

У меня в голове снова вспыхивает картина того вечера, когда я отпустила брата на горку, но в этой картине нет ни малейших зацепок.