Блондло не оскорбился. Лишь гул его шлема на несколько секунд переменился, будто бы сместившись в другую тональность.

- Эта штука, как вы выразились, мисс Воган, видит все, что только существует в мире, - отозвался он немного уязвленным тоном, - Включая то, что когда-либо существовало. Этот аппарат, сконструированный мной, использует в своей основе N-лучи, которые…

- Да-да, я помню. Видят все сущее на всех уровнях мироздания вплоть до торсионных полей, что бы это ни значило.

Блондло приосанился в своем кресле. Непростая задача, учитывая его худощавое телосложение, а также массивную конструкцию на голове.

- Я сделал это открытие в девяносто пятом, - вдохновенно произнес он, - Вы должно быть помните того мюнхенского выскочку, Вильгельма Рентгена, который с немалым апломбом продемонстрировал публике открытые им Х-лучи. Недурная штучка. Эти лучи, сами невидимые, были способны пронзать некоторые виды материи, точно бумагу. Ученое сообщество пришло в неописуемый восторг, но ни один из этих толстокожих болванов не понял того, что мгновенно понял я. Х-лучи не всевластны, они с трудом пробиваются сквозь толстый слой каучука или стали, а свинцовая пластина и вовсе является для них непреодолимой преградой. Я измерил их скорость, обнаружив, что она сходна со скоростью света, провел некоторые опыты с диэлектриками, исследовал фотоэффект… В мире должно было существовать более мощное излучение, я задался целью обнаружить его. Излучение, пронизывающее все сущее, словно эдемские лучи того изначального света, что впервые разогнал вселенскую тьму!..

Блондло говорил с болезненным пылом фанатика, ожесточенно жестикулируя тонкими, нервически подергивающимися пальцами. Он походил на одного из тех безумных ораторов, что иногда встречались в Гайд-Парке – горящие нездоровым блеском глаза, порывистые движения, сумбурная нервическая жестикуляция человека, с трудом управляющего собственными руками… Глаза Блондло были укрыты под шлемом, но блеск многочисленных линз и без того давал нужный эффект, заставляя Лэйда ощущать себя неуютно на своем месте.

- Они в самом деле столь мощны, ваши лучи? – осведомился Ледбитер, косясь на гудящий шлем не без опаски.

- Для этих лучей не является преградой даже три дюйма свинца или закаленной крупповской брони, - с гордостью заметил Блондло, - Так что да, самая плотная материя для них не более серьезное препятствие, чем прозрачная паутина. К слову, могу заметить, что у вас на груди под одеждой имеется шрам в форме зодиакального символа скорпиона, а у мисс Воган по меньшей мере две дюжины премилых татуировок. Даже на тех частях тела, на которых совсем не ожидаешь их обнаружить.

Ледбитер рефлекторно приложил руку к груди напротив сердца, а Воган, кажется, порозовела под слоем пудры. Совсем немного, но Лэйд был убежден в том, что это ему не показалось. Давно известно, когда дело касается цветового восприятия, любой лавочник даст фору в тысячу очков лучшему из придворных художников. Только лавочник способен, бросив взгляд на табак, определить, что ему подсунули, первосортный английский «кавендиш» или разбавленную дубовой стружкой «латакию» - даже не напрягая носа, по одному только цвету. Может, мисс Воган и мнила себя ведьмой, мысленно улыбнулся Лэйд, силясь изгнать из себя все человеческое, но некоторые черты отчаянно упрямы…

Блондло кашлянул, сцепив на груди руки.

- Работа шла медленно и тяжело, не только потому, что я готовился совершить революционное открытие, способное покачнуть устоявшиеся на своем месте валуны фундаментальной науки. Наделенные учеными степенями и званиями ретрограды то и дело норовили вставить мне палки в колеса. Неудивительно. Мое открытие должно было перевернуть мир, нарушив многие раз и навсегда утвержденные доктрины, за которые они держались своими немощными старческими ручонками. О, я уже предвкушал триумф, джентльмены! Мои лучи обещали быть сверхвыдающимися по всем категориям. Они способны были пронизывать плоть и кости, сталь и земную твердь, минералы и сплавы… Только подумайте! Только представьте! Их волшебство могло бы распахнуть перед нами карту звездного неба – в таких деталях, о которых мы, вооруженные примитивными оптическими приборами, не смели и мечтать. Могло бы пронзить континенты и моря, демонстрируя залежи полезных ископаемых и сокрытые в толще земли слои вплоть до руин Вавилона и Трои. Кроме того, - Блондло смущенно усмехнулся, - Не стану скрывать, подумывал я про их использование и в качестве оружия. Вспомните про солнечные лучи, которыми Архимед некогда сжег римский флот! Я был уверен, что мои N-лучи, если поставить их на службу в качестве оружия, будут несоизмеримо более смертоносными. Такими, что, может быть, человечество вовсе утратит вкус к войнам на ближайшие пятьсот лет, только представив, с какими разрушительными последствиями вынуждено будет столкнуться!

- Я слышал, вы были близки к успеху, - индифферентно заметил Лэйд, стараясь не глядеть в его сторону, - Но в последний миг фортуна отвратила от вас свое капризное лицо.

Блондло вскинул голову. Так резко, что едва не сломал себе шейные позвонки.

- Я был на пороге открытия! На пороге, слышите меня!.. Спустя два года после начала исследований я создал специальный спектроскоп. Несовершенный, простой, примитивно устроенный, но вполне пригодный для того, чтобы поймать и продемонстрировать мои замечательные N-лучи. И уже эта малая победа была триумфом, поскольку многое доказывала! Не стану лгать, в ту пору на мою персону обрушилось немало внимания, льстящего моему самолюбию. На меня годами смотрели как на чудака, прозябающего в лаборатории и третирующего ассистентов в погоне за миражом, за несбыточной материей, как на тех безумцев, что пытались поймать сачком для бабочек каплю мифического теплорода или небесного эфира. Но после этого… Французская академия наук, едва только ознакомившись с результатами моих изысканий, наградила меня премией Леконта. Сам Анри Мари Булей, ее президент, борясь с головокружением от волнения, жал мне руку. Он уже подготовил докладную записку для министерства, в которой описал мои лучи как «вдохновляющие» и даже попытался высчитать, какую пользу они принесут республике во всех сферах – с таким оглушительным результатом, что бедолага стал немного заикаться. Некоторые высокие лица, имена которых я не стану называть, уже намекнули мне, что если мое изобретение хотя бы вполовину так хорошо, как выглядит, я получу золотые горы, которые мне и не снились. Лучшие лаборатории Франции, любые титулы и ученые степени по своему усмотрению, право находится в пантеоне бессмертных творцов наравне с Лапласом, Пастером, Лагранжем и Паскалем… Оставалось малое – демонстрация. Мне предстояло доказать, что мои N-лучи – это не плод разума, существующий в виде формул на бумаге, а нечто, что способно шагнуть в мир, и прямо сейчас. Но тут, словно дьявол из