– А на третий купила мне… – пробормотала Катерина.

– Да, – Ольга кивнула. – Я думала, ты заметишь, что с нею что-то творится. Но тебе было не до этого. А она… Ее как сглазили, заколдовали! Нашла какой-то повод, и отправила тебя с глаз долой. После твоего отъезда я почувствовала, что в ней что-то оборвалось. Знаешь, как корабельный канат. От огромного натяжения он может лопнуть, и удар его в несколько сотен раз сильнее, чем удар лошадиного копыта. А тут еще он! Каждый день обязательно проезжал на своем мотоцикле мимо вашего дома. Он-то, наверное, по тебе скучал, но ей хотелось другого. Она признавалась мне, что не может слышать этот звук без ужаса и ликования. Ужас… она все-таки чувствовала, что это неправильно, и боялась тоже. Но пучок лаванды, который он ей когда-то принес, положила под подушку. А когда… я оставила его ей, в гробу. Я думала… Я надеялась, что она не сделает ничего непоправимого. И когда узнала, что она погибла, и что там был Костя… Честно говоря, я до сегодняшнего дня понятия не имела, как она все это провернула. Но понимаю теперь, что задумала она это еще до твоего отъезда. Просто колебалась. Но мне ничего не сказала, знала, что я стану отговаривать. Если бы она мне рассказала свой план, я бы – клянусь! – я бы пошла к Косте и все ему рассказала, тут же. Потому что хоть она и мне была сестрой, но все это… Ненормально. Какая-то болезнь, было в ней что-то от безумия. Она хотела его, так сильно…

– Хватит! – Катерина закрыла уши руками. – Не могу больше слышать! Не могу.

Ольга кивнула и замолчала.

Не зная, что делать, как вести себя, Катерина неожиданно начала есть нарезанный огурец. Он хрустел во рту, но вкуса она не чувствовала. Ольга обошла стол и встала рядом, коснулась ее волос:

– Ты очень на нее похожа.

– Не говори так! – вскочила Катерина, и стул с грохотом повалился на кафельный пол кухни. Собака забегала вокруг них, колотя хвостом по ногам и ножкам стола.

– Никогда так не говори! Я совсем другая. Я бы ни за что…

– Замолчи. Ты никогда не узнаешь, как бы ты поступила на ее месте. И моли Бога, чтобы не оказаться на ее месте. Потому что это было страшно. И она за это все уже расплатилась.

– А я! Я не расплатилась? – прошептала Катерина. Она вышла в коридор и надела босоножки, только вот ремешком в пряжку никак не попадала. Ольга протянула ей Костино письмо.

– Ты понимаешь… Я хочу сказать, ты понимаешь, ЧТО для тебя сделал… этот мальчик? Для тебя и для нее.

Катерина, наконец, застегнула пряжку и вышла прочь.

По улице она двигалась на автопилоте. Иногда в мыслях вдруг образовывалась брешь, и тогда глаза выхватывали отдельные кадры: сотни ласточек, облепившие провода между столбов, как живые гирлянды. Черные латки на сером асфальте. Деревянный щит, прислоненный к табуретке возле крыльца: «Продаем трАтуарную плитку».

Она не сразу поняла, что дома никого нет, а дверь не заперта. По пустым комнатам гулял прохладный сентябрьский ветер.

Катерина позвала сына. И не столько испугалась тишины, сколько рассердилась. Быстрым резким шагом она направилась в мастерскую ковки. Она видела ее несколько раз, проходя мимо по соседней узкой улочке, но даже не догадывалась, кто живет в доме за мастерской.

Так и есть. Поверх калитки она увидела, что Митя сидит на перевернутом ящике и жует яблоко, а Костя рядом строгает доску, лежащую на верстаке. Вертлявая стружка кружевом разлеталась во все стороны, загорелая Костина спина лоснилась от пота.

– Митя! – окликнула Катерина сына, и в голосе ее было слышно недовольство. Мальчик вскочил, приняв понурый вид. Катерина и Костя на миг встретились взглядами, она кивнула ему и нахмурилась, но тут же обратилась к сыну:

– Я тебе что сказала? Сидеть дома. А ты сбежал. И дверь оставил открытой! Я с тобой умом тронусь, точно!

Митя насупился, и Костя, все еще держа рубанок, опустил руку ему на плечо, словно прикрывая от нее:

– Не пугай пацана.

Жест, которым Костя защищал Митю от нее, был так унизителен, что даже глаза защипало. Но у Катерины не осталось сил, ни обороняться, ни спорить.

Она, вздохнув, протянула Мите руку, тот все же уцепился за нее, как доверчивая обезьянка, и они отправились домой. Только эта маленькая ручонка, зажатая в ее ладони, утешала Катерину. Она потеряла сегодня что-то важное, очень для нее дорогое, и, если бы не эти пять горячих, чуть влажных пальчиков – жить было бы незачем.

Вскоре, уловив, что мама чудесным образом перестала сердиться на кузнеца и родителей Вени, Митя улизнул к приятелю, оставив Катерину переживать утрату в одиночестве. Она расхаживала по всему дому, подолгу задерживаясь в дальней комнате, бывшей комнате Алены, и вспоминая, как по возвращении в Пряслень боялась сюда зайти. Она думала, что за запертой дверью комнаты все еще живет Аленина смерть, там свершившаяся, – ей ведь не приходило даже в голову, что мать умерла не в своей, а в ее комнате. Рядом с ее кроватью, с ее любимым мужчиной. Мечтая оказаться на ее месте.

– Не надо так.

Катерина подскочила от неожиданности, но это была всего лишь Катя. Не более пугающая, чем всегда. Босая, в майке и шортах, открывающих загорелые ноги с длинной царапиной через левую лодыжку.

– Это ты… – вяло отозвалась Катерина. Кончиками пальцев она коснулась сомкнутых век, под которыми, глубоко в голове, разливалась тянущая боль. – Раз уж явилась… уясни себе вот что: держись подальше от Мити, поняла?

– Я и держусь. Да только зря, я бы ему понравилась. Не такая строгая, как ты. И не такая испуганная.

– Только ты ненастоящая.

– А ты?

Катерина, раздражаясь все больше, вышла, плотно закрыв за собой дверь. Оказавшись в своей комнате, она обессилено опустилась на диван. Катя тут же села на другой его край. Обе молчали довольно долго. Стало слышно, как на соседнем дворе кричат перепутавшие все на свете петухи. Катерина с горечью подумала, что в ее жизни тоже все перепуталось, сбилась какая-то важная настройка, из-за чего все пошло под откос.

– Не думай о ней плохо, – тихо попросила Катя, придвигаясь ближе.

– Как мне вообще теперь о ней думать? Кто она была?.. Я не могу даже теперь пойти на ее могилу, больше не могу… – призналась Катерина.

– А почему? Ничего не изменилось. Она до сих пор твоя мама. Все эти годы она ею была. Ты по ней скучала, хотя все, что было сделано, уже было сделано, просто ты еще не знала об этом. Думаешь, ей не было тяжело? Ты хоть представляешь, что творилось у нее внутри? Как она решилась пойти на это? Или ты думаешь, ей это было раз плюнуть?

– Я больше ничего не знаю. Хватит об этом, – отрезала Катерина.

– Все ты знаешь. Просто ты как страус прячешь голову в песок и думаешь, что все как-то само разрешится! А так не бывает! – заволновалась Катя. Катерина фыркнула:

– Да как не бывает! Всю жизнь так все и случается. Все решается само. Чего бы я ни хотела, все выходит как выходит. Я только пытаюсь удержаться на плаву, а меня вертит! Все время сваливается на голову, то одно, то другое, а мне с этим справляться. Ты думаешь, я что-то решаю в жизни? Нет! Ничего я не решаю.