– Мне кажется по-другому… – тихо, но веско произнесла Катя.

Катерина пожала плечами, мол, думай как хочешь.

– Мне кажется, – продолжил призрак, – что ты решаешь неправильно. Тебе хочется быть жертвой. И когда надо выбирать – ты выбираешь не то. Поэтому ты так несчастна.

– Я несчастна, потому что моя мать решила переспать с Костей! – заорала Катерина в отчаянии. – С этого все сломалось!

Потом огляделась вокруг – пустота, Катя растворилась.

– Ну и проваливай, – проговорила женщина в полном изнеможении и опустилась на Митин матрас. – Так всем будет лучше…

После вечернего сна она чувствовала себя разбитой, мышцы ломило, как от гриппа. Она с трудом встала и попыталась размяться. Тут же из заполонивших углы сумерек материализовалась Катя. На сей раз она была одета по-вечернему: юбка, рубашка, чистые пятки. Катерина отвернулась и прошла в кухню, готовить ужин. Катя увязалась за ней.

– Я буду тебя игнорировать. Даже не спрошу, куда это ты так вырядилась! – объявила Катерина двойнику. – Если меня загребут в психушку… Разговаривать с тем, кого нет – признак острого бреда.

– А разговаривать с самой собой – не более чем эксцентричности. Расслабься!

– Ты – это не я, – безапелляционно заявила Катерина, и Катя покосилась на нее с веселым недоумением, будто та сморозила глупость:

– Я – лучшая часть тебя! Подумай, что тебя так злит? Ты не боишься меня, хоть и считаешь призраком, ты на самом деле не беспокоишься, что сошла с ума, хоть и талдычишь об этом постоянно. Просто… Я тебя раздражаю.

От этого вывода Катя проказливо улыбнулась и сунула в рот невесть откуда взявшуюся травинку. И демонстративно переложила ее языком из одного уголка рта в другой. Катерина почувствовала, что закипает. Забыв, что перед ней призрак, она резким движением занудной учительницы постаралась вырвать травинку из Катиных губ. Та увернулась, звонко засмеялась и убежала в другую комнату.

А на следующий день, с самого утра, Митя стал упрашивать мать отправиться в плавание. Оказывается, Костя, Митя и Веня собрались вечером на лодочную прогулку «в Амазонию», и Митя хотел, чтобы мама поплыла с ними. Сначала она наотрез отказалась, но потом вспомнила слова двойника о том, что она всегда выбирает неправильное. Может быть, слова и относились к чему-то более глобальному, но Катерина вдруг стала колебаться.

– Это тебя кузнец просил меня уговорить? – полюбопытствовала она. Мальчик замотал головой:

– Неа. Это я сам! Он просто сказал, что там как на другой планете. А я придумал, что ты с нами поедешь, тебе же тоже интересно. Мы как космические пираты!

– Ох уж мой пират, – провела она ладонью по его непослушным вихрам. И неожиданно – прежде всего для себя – согласилась.

Они плыли вниз по течению около получаса. Катерина устроилась на носу, мальчишки на скамейке, рядом с сумкой провизии, а Костя, сидя на корме, держал руку на рукоятке мотора. За все путешествие взрослые не сказали друг другу и десятка слов, ограничившись скупыми приветствиями. Веня и Митя дурачились, ерзали на сидении, и Катерине пришлось прикрикнуть на них через шум двигателя.

Русло Юлы раздваивалось, и лодка свернула в правую протоку. Так далеко в этой стороне Катерина не была даже в юности. Подставив лицо теплому ветерку, она размышляла, как давно не отдыхала на природе. Без египетского песка, турецких олеандров, израильских опунций, итальянских красных апельсинов. Зато с высокими гладкоствольными тополями, трескучими бурыми метелками конского каштана, торчащими из сухостоя, зелеными сердечками водяных лилий, распластавшихся в заводях.

На пологом берегу показались очертания человеческих жилищ, и Костя сбросил скорость. Мотор глухо заурчал на малых оборотах, не мешая переговариваться.

– Ларионовка… Знаешь?

Костин вопрос явно адресовался ей. Катерина покачала головой.

– К ней грунтовка ведет через Ярилино. Последняя деревня до границы. Она на отшибе от трассы, за ней лес, так что… пять лет уже заброшенная. Раньше бабка одна жила, Лизавета. Как сын в город уехал, она осталась одна во всей деревне. Корова у нее и собачонка, так и жили. А потом как она умерла, так все. Нет больше Ларионовки, вот что осталось…

Катерина вгляделась пристальнее. Через окна ближайшей к реке мазанки проглядывало небо, а беленая глина со стен обвалилась, как яичная скорлупа, обнажив решетку дранки. Хата казалась такой хрупкой, картонной, что было непонятно, как в ней вообще жили люди. В следующем доме окна ощерились зубастыми ухмылками битых стекол. Сквозь крыши давно проросли акации, дурноклены, осинки. Пока деревенька не скрылась за поворотом, Катерина все смотрела на последнюю хату: под тяжестью пустоты она сложилась противоположными стенами внутрь, как треугольник карточного домика. Можно было быть уверенной, что теперь она дала приют множеству животных куда более невзыскательных и живучих, чем люди. Природа завоевала Ларионовку, и через несколько лет полностью сотрет все следы человеческого бытования здесь, приспособив деревеньку для своих нужд.

– Круто! Вот бы там побывать… – протянул Митя, с горящими глазами все оглядываясь туда, где скрылась Ларионовка. Толкнул в плечо Веню. – Прикинь, там привидения!

– Был я там. Нет там никого, кроме ужей. Меня один укусил, – хмуро поведал Веня, передернув худыми плечами.

– Круто! – это слово становилось Митиным любимым. – Ты поэтому змей боишься?

– Ничего я не боюсь! – вспыхнул Веня. Катерина тайком улыбнулась, но тут же поспешно отвернулась, заметив, что Костя смотрит на нее. Взгляд у него был все такой же, прозрачный, неотрывный. Как бы ей ни хотелось не вспоминать его, подобные взгляды стали тут же всплывать в закутке ее памяти. По привычке она спешно подумала о другом. Она научилась переключать эти мысли как по щелчку, на сей раз заставив себя думать о статье в журнал.

Но вскоре ею снова завладели пейзажи. Было совсем тепло, если бы не ветерок от движения – даже жарко, хотя небо уже выгнулось вверх, утратив синюю летнюю густоту. Листвы коснулось золото и багрянец, ненавязчиво, но вполне явственно напоминая о надвигающейся осени. Мысли улетучились, и в голове стало так же звонко, как в воздухе вокруг. Лодка петляла по узеньким излучинам, которых, наверное, не было ни на одной карте. То и дело русло почти перегораживали поваленные, подъеденные бобрами деревья, наклонно уходящие в воду – иногда по ним скрежетало днище лодки. На их стволах, как на остовах потопленных кораблей, играли солнечные блики. В какой-то момент Костя поднял мотор и взял весло. Это и была его Амазония, местность, где не встретишь человека. Он указывал едва приметные тропы животных, приходивших на водопой, бобровые хатки, проплывшую мимо выдру, ничуть не испугавшуюся их присутствия, а только деловито отвернувшуюся, когда лодка поравнялась с ней – ни дать ни взять упитанная мещанка в городском бассейне. Перегнувшись через борт, Катерина рукой трогала реку, почти гладила ее искристую поверхность. Мите на голову села большая стрекоза с крыльями цвета индиго, чем привела его в полный восторг. Водоросли, обычно затягивавшие к августу все рукава кроме главного русла и так докучавшие своими цепкими плетьми, теперь упали на дно, и Юла была прозрачна насквозь. Здесь природе не было дела до человеческих хлопот, и Катерина вдруг подумала, что, быть может, самим людям тоже стоит перестать на них зацикливаться.