– И парочка человек сказала мне, что в тот же день произошла кража. Были украдены подарки для чайной церемонии. Узнав об этом, я поняла, что А Гуан был как-то с этим связан.

– А Гуан был хорошим мальчиком, он никак не был с этим связан! – огрызается ама.

Стафани вздыхает.

– Ама, я думаю, мы обе знаем, что он, скорее всего, имел к этому прямое отношение, и именно поэтому его и убили. – Она поворачивается, чтобы посмотреть мне прямо в глаза. – Потому что он обворовал мафию.

В этот момент время словно останавливается. Всего на секунду даже планеты перестают вращаться.

Четвертая тетя заливается смехом, и ма восклицает:

– А? Апа?

Даже вторая тетя прерывает свой сеанс тай-чи.

– В А Гуане всегда была бунтарская жилка, – объясняет Стафани. – Он всегда хотел быстрых денег и получал их, применяя различные схемки. Я предположила, что он обокрал мафию, и его убили за это. Ну, даже то, как вы убили его: запихнули в холодильник, буквально заморозили, это… – Ее голос начинает дрожать, а глаза наполняются слезами. – Это классическая казнь мафии.

Мне требуется мгновение, чтобы заново обрести дар речи.

– Мы не…

– Да, классическая казнь мафии. И с вами мы сделаем то же самое, если вы не будете играть по нашим правилам, – говорит четвертая тетя, проводя острым ногтем большого пальца по своей шее.

– Перестань, четвертая тетя. – Я пристально смотрю на нее, пока она не закатывает глаза и не пожимает плечами, а затем поворачиваюсь обратно к Стафани, при этом пытаясь разобраться в своих запутанных мыслях. – Подождите, но, если вы были так уверены, что мы его убили, почему просто не сообщили о нас в полицию?

– Мы пытались! – вскрикивает Стафани, смахивая слезы. – Естественно, мы пытались. Мы пошли к шерифу… эм, МакКоннахи?

– Шерифу МакКоннеллу, – бормочу я, думая о бездарном человечишке, отвечающем за целый остров.

– Точно. Мы пришли к нему со всеми доказательствами, которые мне удалось собрать, а он со смехом выставил нас из кабинета. И сказал мне, что я должна прекратить копать, иначе он превратит мою жизнь в сущий ад. Он собирался донести на меня за всякую выдуманную хрень, вроде, э-э, слежки? Или что-то типа того. По сути, он просто заткнул нас. Он же ведь заодно с вами, да? – с горечью спрашивает она.

Я хмуро смотрю на Нейтана. И сразу понимаю, что мы оба задаемся одним и тем же вопросом. С чего бы шерифу МакКоннеллу быть на нашей стороне? И тут до меня доходит: он не на нашей стороне. Он на своей собственной стороне, ведь тогда он уже подал рапорт о раскрытии дела о смерти А Гуана. Если бы всплыли новые доказательства, идущие вразрез с его рапортом, то он лишился бы работы и очень нехилого пособия.

– Эм, все не так, как ты думаешь, – говорю я или пытаюсь сказать, но это неважно, потому что в этот момент ама вдруг издает ужасный вопль и бросается на старшую тетю.

33

– Твою мать!

Я не знаю, чего ожидала. Но, по крайней мере, знаю, чего точно не ожидала, так это, что одна семидесятилетняя женщина с седыми завитыми волосами накинется на другую шестидесятилетнюю женщину с седыми завитыми волосами. А знаете, чего еще я вообще не ожидала? Что они реально надерут друг другу задницы.

Ама вонзает свои когти в огромную прическу старшей тети, а старшая тетя визжит, кружится и шлепает всех и вся вокруг, прямо как какая-то вращающаяся машина для пощечин. Стафани впрыгивает между ними, отталкивая старшую тетю назад, а вторая тетя издает боевой клич и тоже влетает между ними, за ней быстро следуют ма и четвертая тетя.

Нейтан, до сих пор пребывавший в шоке, наконец приходит в себя. Он бросается в драку и оттаскивает аму от старшей тети. Но пока он удерживает аму, его начинают избивать остальные, взмахивая руками и пытаясь попасть по аме. Одна наманикюренная рука ударяет его прямо по лицу.

– Ауч! – вскрикивает он. А затем спотыкается, в это время ама вырывается из его рук и снова бросается на старшую тетю. Они вдвоем с громким бахом заваливаются на пол, и тут внезапно комната покрывается облаком из…

– Чайные листья? – бормочу я, усиленно моргая. Первая мысль, что мне приходит в голову в моем паническом, измученном, практически бредовом состоянии, – это «Неужели старшая тетя только что трансформировалась в кучу листьев?». И это была бы явно не самая безумная вещь, что произошла за сегодня.

– Это не чайные листья, – бормочет четвертая тетя. Она поворачивается и свирепо смотрит на ма.

– Апа? Почему ты смотришь на меня?

– Я смотрю на местного наркодилера, – говорит четвертая тетя. – Боже мой, Нат, я не думала, что ты привезешь с собой в Англию целый мешок травки.

Ма выпучивает глаза.

– А? Апа? Я и не привозила.

Нейтан кашляет, отмахивается от этих нечайных листьев и присаживается на корточки, чтобы помочь старшей тете подняться.

– Все живы-здоровы?

Когда старшая тетя встает на ноги, она наклоняется и помогает подняться аме. Должно быть, она была слишком ошеломлена, чтобы отмахнуться от ее руки, потому что принимает ее помощь, и вскоре они все стоят на ногах, выглядя заметно запыхавшимися.

Комодский варан на голове старшей тети раскололся надвое, и я вижу, что внутри все заполнено мелкими высушенными листьями. Я быстро беру одну половину ее шляпы и осматриваю ее.

– Старшая тетя, мне кажется… мне кажется, что твой фасинатор был наполнен травкой.

– Что? – восклицает старшая тетя. Она начинает хлопать себя по волосам, как будто в них попала пчела. На пол валится другая половина ее шляпы, и старшая тетя пинает ее через всю комнату, как будто это какой-то таракан.

– Нат! – кричит она.

Все смотрят на ма, которая глядит на них в ответ полными ужаса глазами.

– Апа? Почему вы все смотрите на меня?

– Ма, – начинаю говорить я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал мягко. – Все это время я не воспринимала всерьез эти твои травки ТКМ, хоть ты это и называешь китайской медициной, но, думаю, пришло время признать, что у тебя проблемы с наркотиками.

– Какие проблемы с наркотиками? – восклицает ма. – Это не я!

– Ладно, Пабло Эскобар, – фыркает четвертая тетя.

– Кто такой Пабло Эскроу? – огрызается ма. – Говорю вам, это не я!

– Все в порядке, ма, – говорит Нейтан, – в этом нет ничего постыдного. Мы найдем вам лучшего врача и клинику…

Пока все толпятся вокруг моей бедной матери, я смахиваю слезы.