внезапно говорит ама, снова начиная плакать. Несмотря на все, что произошло, невыносимо видеть, как эта могущественная, надменная пожилая женщина превращается в слабую, убитую горем бабушку. – Мы бы сделали все ради него.

В этот момент желание бороться вдруг резко меня покидает. Я понимаю, что то же самое происходит с мамой и тетушками. Конечно, они сделали бы для него все что угодно, точно так же, как мама и мои тети сделали бы – а они ведь правда сделали – для меня. Ради нашего спасения наши семьи готовы пойти даже на самые опасные преступления. Им достаточно любого плана, даже ужасного и непродуманного, но они будут действовать любой ценой.

– Вы все убили его, почему? Только потому, что он украл у вас какие-то драгоценности? Разве могут какие-то драгоценности сравниться с жизнью человека?

– Это произошло не из-з этого, – шепчу я.

– Он был таким хорошим мальчиком…

– Это произошло не из-за этого! – На этот раз мой голос звучит громко, словно гром. Я заставляю себя продолжать говорить, даже если это означает, что я до конца разобью сердце амы. – А Гуан умер, потому что пытался домогаться меня. Он был за рулем и не остановился, когда я попросила его об этом, а потом завез меня в какой-то заброшенный район, и… боже, я была так напугана. Я ударила его электрошокером, и мы врезались, а…

Тут мой голос срывается. Рука Нейтана успокаивающе сжимает мои плечи.

– Ты ударила его электрошокером? – спрашивает Стафани. Осознание озаряет ее лицо. – Когда мы были в аэропорту, ты сказала, что твой электрошокер однажды спас тебе жизнь. Получается, ты говорила про него? – Я киваю, а она смотрит в потолок, смахивая слезы. – Он хотел… эм, он хотел…

– Да, – тихо говорю я. – Я просила его остановиться, но он меня не слушал.

– Твою мать, – бормочет Стаф себе под нос. Она отворачивается, чтобы я не могла видеть ее лица, но она качает головой.

– Нет, ты все врешь, – огрызается ама. – Мой А Гуан был хорошим мальчиком, самым лучшим мальчиком. Он никогда бы не сделал ничего подобного!

– Нет, Ама, – произносит Стафани. – Нет. Прости, но он мог такое сделать. А Гуан был добр к тебе, но не был хорошим мальчиком. Мне жаль, ама.

– Нет! Да что ты знаешь? – начинает кричать ама. – Ты ведь ничего не знаешь! А Гуан всегда был таким хорошим мальчиком, всегда приносил мне мою любимую еду, каждый понедельник он ходил за продуктами в Ranch 99, всегда покупал мне хорошие колбаски и…

– Бок чой, чар сиу бао, кенг конг, соевое молоко, – начинает перечислять Стафани.

Ама замолкает, а Стафани продолжает перечислять длинный список продуктов.

– И яблоки Фудзи, – заканчивает Стафани. – Правильно?

Ама просто молча смотрит на нее.

– Я знаю это, ама, – мягко говорит Стафани, – потому что А Гуан ничего из этого никогда не покупал. Это была я. Это всегда покупала я. А Гуан любил тебя по-своему, но не был надежным, или заботливым, или еще каким-то, что, по твоему мнению, делало его хорошим мальчиком. – Она смотрит на меня и указывает на своих дядей. – Могу я?

Я киваю, она подходит и вытаскивает носок изо рта второго дяди.

– Скажи ей, второй дядя.

Второй дядя облизывает губы и произносит хриплым голосом:

– Стаф права. Извини, ма. А Гуан был плохим мальчиком. Мы просто всегда прикрывали его задницу и его косяки.

– Это наша вина, – добавляет старший дядя, как только Стаф вытаскивает носок, затыкавший ему рот. – Просто мы знали, что он твой любимчик, поэтому хотели, чтобы ты была счастлива и не знала, какой он плохой ребенок.

– Мы потакали ему, – говорит третий дядя.

– Ну еще бы, вы, грязные потакатели, – бормочет четвертая тетя.

Ма шикает на нее.

– Но А Гуан, он всегда заботился обо мне, – говорит ама тихим голосом. – Он купил мне телефон…

– Это был я, – отвечает третий дядя. – Мы сказали тебе, что он от А Гуана, чтобы ты научилась им пользоваться.

– А Гуан очень хорошо умел притворяться хорошим, – продолжает Стафани мягко. – И да, мы потакали ему.

– Но мы не думали, что он настолько низко пал, чтобы напасть на женщину, – ворчит старший дядя. Его взгляд скользит по мне, а затем снова утыкается в пол.

– Прости, Мэдди, – говорит Стаф, делая глубокий вдох. – Мы не думали…

– Все в порядке. Откуда вы могли знать? – отвечаю я.

Мы все смотрит на аму, которая, кажется, за последние несколько минут просто усохла, как роза. Стафани подходит к ней и обнимает за плечи.

– Ама…

Голос амы срывается на шепот:

– Это моя вина.

– Нет, Ама…

– Потому что я его воспитывала сама и сильно разбаловала, вот почему он стал таким.

– Да, все же слегка есть твоя вина, – произносит старшая тетя. Я морщусь, пытаясь подать знак старшей тете, чтобы она не лезла. – Но по большей части он сам виноват, – замечает она. – Может, да, ты его и баловала, но у него же должно было быть, ну, как это, садар дири.

Самосознание.

Две женщины напряженно смотрят друг на друга в течение секунды, прежде чем ама кивает, и хоть что-то проясняется. Это все равно что вынырнуть на поверхность и сделать первый глоток воздуха после долгого пребывания под водой.

– Теперь мы можем развязать моих дядей? – спрашивает Стаф.

– О да, конечно, – отвечаю я. – Ну, мы вроде как все выяснили, да, и, надеюсь, вы, ребята, не попытаетесь выставить нас наркоторговцами и похитителями людей?

Стаф вздыхает и качает головой.

– Мы покончили с этим.

– Подождите, мы не можем им доверять! – говорит ма. – Они мафия!

Стаф хмуро смотрит на нее.

– Вау, вы что, реально купились на это, да?

– Что? – Мы все останавливаемся и смотрим на нее. Такое ощущение, что прошло уже миллион лет. – Вы не мафия?

Стаф хмыкает и смотрит на свою семью.

– Видите? Я же говорила вам, ребята, она мне поверила. – Она закатывает глаза. – Я сказала тебе это только для того, чтобы напугать и заставить не отменять свадьбу. Я запаниковала, когда ты подслушала мой разговор по телефону. Я должна была как-то помешать тебе все отменить.

– ЧТО?

У меня снова перехватывает дыхание. Я так долго считала Стаф другом, но потом мне пришлось думать о ней как о гангстере из мафии, и каким-то образом это настолько укоренилось в голове, что теперь считать ее снова обычным человеком… чертовски странно.

Мой мозг будто бы отрицает эту мысль, вспоминая все произошедшее за сегодня.

Когда второй дядя приехал, чтобы сделать нам прическу и макияж, мы так боялись, что он будет касаться