наших волос и лиц, ведь он «МАФИЯ!». А потом мы сами зашли еще дальше и вообще похитили его. А что еще можно сделать с мафией? А затем – черт возьми – еще просматривали его телефон, чтобы найти, кого они хотели устранить.

– А убийство? – шепчу я.

Стаф пожимает плечами.

– Я же сказала тебе, что придумывала на ходу. Это было лучшее, что пришло мне в голову. Знаю, немного притянуто за уши…

Теперь, когда я вижу правду такой, какая она есть в действительности, то говорю сама себе: «Да, это было очень притянуто за уши! С чего бы мафии пытаться уничтожить цель на свадьбе? В этом нет никакого смысла! Там так много свидетелей, и все может пойти наперекосяк. Да об этом даже и думать смешно».

И мой мозг, видимо, согласился с этим, потому что внезапно из меня вырывается смех. Все смотрят на меня так, будто я свихнулась. Я смеюсь так сильно, что у меня начинает болеть живот.

– У тебя все хорошо? – спрашивает Нейтан, и я пытаюсь ответить ему «да», но слишком сильно смеюсь, чтобы выговорить что-нибудь связное.

– …мы думали… убить Лилиан! – Я просто задыхаюсь от смеха.

Старшая тетя фыркает.

– Мы похитили старшего дядю и второго дядю, потому что думали, они такие опасные!

– Еще и мариджоанну подсыпали в шампанское, – присоединяется к разговору вторая тетя.

– Ага, и в итоге сами же это шампанское и выпили, поэтому ходили обдолбанные! – выкрикивает мама.

– Ну, обдолбанные не обдолбанные, но ощущения были приятные, – говорит четвертая тетя. Они смотрят на нее, а затем, как один, мы теряем всякое самообладание и начинаем громко хохотать.

Я присоединяюсь к ним, обнимая одной рукой дергающиеся от смеха плечи мамы, а другой – четвертую тетю, и мы все просто реально плачем от смеха. Потом я обнимаю Нейтана, он тоже начинает смеяться и присоединяется к нам, обнимая нас. Все остальные выглядят сбитыми с толку, но мне все равно. В этот момент я отсекаю все сомнения и ясно понимаю одну вещь: я точно такая же, как моя семья.

Полагаю, где-то в глубине души я всегда считала, что я в чем-то лучше: более современная, более образованная, более разумная. Я не такая вспыльчивая, громкая и не устраиваю постоянные шоу. Во многих отношениях я действительно другая. Я безупречно говорю по-английски. Не добавляю китайские травы в напитки, которые потом буквально впихиваю другим. Не спекулирую чувством вины, заставляя своих близких таким образом делать то, что я хочу. Не кричу без необходимости. Говорю нормальным тоном и, наоборот, стараюсь слиться с толпой, а не выделяться из нее.

Но теперь я понимаю, что все это такие поверхностные различия. В глубине души я творение рук моей семьи. Если с меня сорвать кожу и плоть, я стану их точной копией. И вот показательный пример: посмотрите, как легко мы все купились на историю о мафии. Любой другой, любой нормальный человек с ходу бы нашел столько слабых мест в рассказе Стафани, что она не выдержала бы и сама призналась во всем. Вот Нейтан, скорее всего, догадался бы обо всем сразу. Наверное. Спрошу у него потом. Ну, по крайней мере, он, вероятно, рассказал бы мне правду вместо того, чтобы скрывать ее все это время, а затем пожертвовал бы собой и обратился в полицию. Было так много альтернативных исходов этой ситуации, но каждый мой поступок показал мне, что я дочь своей матери. Разве что без склонности, которую она и ее сестры имеют к преуменьшению серьезности убийств и расчленения тел, а так да.

И мне это нравится. Некоторые – ладно, большинство – наших решений были подозрительными, но все же мы здесь и кое-как вроде все уладили. И нам удалось выжить. И вот этому меня всегда учила моя семья. На протяжении многих лет, когда мужчины в нашей семье уходили один за другим, моя мать и тети показывали мне, что значит собирать осколки своей разбитой жизни и продолжать идти вперед, пока все снова не станет хорошо. Но я никогда не задумывалась, будут ли они рядом всегда или нет. Я просто предполагала, что будут. Потому что, естественно, так и есть. Даже четвертая тетя, несмотря на ее пожизненное соперничество с мамой, всегда была рядом, когда я в ней нуждалась.

Я крепко обнимаю их всех и говорю, что люблю и обожаю их, и краем глаза вижу, что Стаф и ее дяди крепко обнимают аму, пока та в их объятиях снова оплакивает своего внука. Отвожу взгляд, чтобы дать им побыть наедине, и встречаюсь взглядом с ма. Она кивает и одаривает меня улыбкой, которая словно переносит меня в прошлое и показывает мне ее лицо тридцатилетней давности.

Оно выглядит точь-в-точь как мое.

– Вот, – говорит Нейтан, протягивая мне холодный коктейль.

Я делаю глоток и счастливо вздыхаю.

– Это очень вкусно.

– Бузина и джин, – добавляет он. – И это не очень вкусно, это дико вкусно.

– Извини. Это дичайше-дико вкусно.

– Нет, не перебарщивай, не надо говорить «дичайше-дико», просто дико вкусно.

Я смеюсь и делаю еще глоток.

– Спасибо, после сегодняшнего дня мне реально нужно было выпить чего-нибудь покрепче.

– Да.

Он садится на кровать рядом со мной и развязывает свой галстук-бабочку, что выглядит невероятно сексуально.

– Я же должна перед тобой извиниться, – говорю я. Нейтан наклоняет голову в мою сторону и хмурится. – За то, что не была с тобой откровенна с самого начала. Я должна была тебе все рассказать сразу после того, как Стаф сказала, что она из мафии.

– Да, должна была, – он произносит это просто, без какой-либо злобы в голосе. – Но все же выяснилось, и я рад. Вроде того. В общем, я испытываю облегчение, скажем так. Пожалуйста, пообещай, что в следующий раз, когда произойдет что-то подобное, ты сразу расскажешь мне всю правду.

Это звучит очень забавно.

– В следующий раз, когда кто-нибудь скажет мне, что они мафия и планируют убить кого-то на нашей свадьбе?

Лицо Нейтана становится абсолютно серьезным, когда он отвечает:

– Ну, необязательно прямо такая ситуация. Слушай, дерьмо в жизни всегда происходило и будет происходить. И я увяз в этом дерьме так же глубоко, как и ты. Я так же, как и ты, замешан во всем этом инциденте с А Гуаном…

– Это не так.

Он пожимает плечами.

– Ну, если ты пойдешь ко дну, я пойду вместе с тобой. Мы же теперь команда. Отныне и на всю жизнь, Мэдди. – Он берет меня за руку. – Я твой муж.

У меня