походкой до следователей. — Иван Николаевич — словесник, он ведет русский язык и литературу. Перемена начнется через пять минут. Может, пока чаю или кофе?

Разговор давался Ираиде Петровне с трудом. Она даже оперлась о стену, тяжело дыша и глядя куда-то мимо Камышева с коллегами.

— С вами все в порядке? — встревоженно осведомился Валерий. — Может, вам самой лучше присесть? Не надо нам ни чая, ни кофе… И скажите, пожалуйста, у вас был вчера журналист из Москвы Борис Лапин?

— Спасибо, — кивнула помощница директора, когда Камышев с Апшилавой провели ее, осторожно держа под руки, к стулу у стены и помогли на нем разместиться. — Видимо, давление скачет. Скоро пройдет, спасибо.

В этот момент раздался звонок — густой, низкий, словно бы какой-то сломанный. Валерий покачал головой, отгоняя тревожные мысли. Из восточного флигеля, где, как оказалось, и размещались учебные классы, стайками потянулись дети. Всего воспитанников было немного, видимо, классы формировались по принципу сельской школы, решил Камышев. Дети узнали его и Эдика, вежливо здоровались, проходя мимо.

С калининским следователем поравнялась молоденькая воспитательница. Он вспомнил ее — это она тогда успокаивала маленькую девочку Таню, над которой жестоко подшутил Ромка Старшинов. Педагог словно не заметила Камышева, проигнорировав его приветствие, и он удивленно проводил ее взглядом. Девушка шла прямая, как палка, и почти не сгибала колени, дробно стуча короткими каблучками.

— Так что насчет журналиста? — Валерий вновь повернулся к сидящей на стуле Ираиде Петровне. — Он был у вас вчера?

На мгновение ему показалось, что помощница директора выпрямилась и посмотрела ясным взором здорового и полного сил человека. Но прошло меньше секунды, и перед ним вновь оказалась осунувшаяся бледная женщина, заметно постаревшая с момента их недавней встречи.

— Борис Лапин… — кивнула Ираида Петровна. — Он приезжал вчера, они разговаривали с Иваном Николаевичем и детьми. Но потом журналист уехал…

— Валера? — Камышева отвлек смутно знакомый голос. Женский.

Он обернулся и в полной для себя неожиданности остолбенел. На него во все распахнутые зеленые глаза смотрела Вика — та самая, с которой его связывали в прошлом недолгие, но яркие отношения. В обе ее ладони вцепились детишки — незнакомый следователю мальчик и печально прославившийся Ромка Старшинов.

Глава 40. Спуск

Поселок Лесозаготовителей близ Андроповска (бывшего Любгорода), районный детский дом, 1988 год. 21 сентября, среда

Апшилава в этот момент понял, что ему сейчас нужно перехватить инициативу, и принялся осторожно расспрашивать Ираиду Петровну. Пашка Круглов стоял рядом, внимательно всматриваясь в других проходящих мимо педагогов и ожидая приказов от Эдика или же от него, Камышева.

— Здравствуй, Вика, — поприветствовал следователь девушку из прошлого.

— Ты как здесь?.. — начала та, и вопрос ее повис в воздухе.

— Я по работе, — сухо ответил Камышев. — Причем уже не впервые, но тебя раньше не видел.

«А еще не видел твоей фамилии в списке сотрудников», — добавил он уже про себя.

— Я здесь всего второй день, — сказала она, и следователь облегченно выдохнул. — В РОНО забеспокоились после вашего милицейского отчета и прислали меня в качестве педагога для усиления. Слушай…

— Давай не сейчас, Вика, — прервал девушку Валерий, запоздало поняв, что не стоит так панибратски называть учителя перед детьми. — У нас тут срочное дело, я пока занят. Извини.

— Все такой же, — улыбнулась она. — Работа прежде всего. Буду рада, если заглянешь потом на минутку.

Не дожидаясь ответа, Вика ушла, уводя с собой мальчиков. А в голове Камышева впервые за долгое время закручивался вихрь эмоций. Испытал ли он сейчас радость от встречи с бывшей девушкой? Остались ли у него к ней какие-то чувства? Или весь этот сумбур в его мыслях исключительно от неожиданности?

— Товарищи сыщики, — Камышева отвлек подошедший Гальперин. — Приветствую вас. Что-то еще осталось невыясненным, у вас ко мне какие-то вопросы?

Директор детского дома, обычно подтянутый, сегодня был явно не в форме — плечи опущены, под глазами мешки, а подстриженные аккуратно волосы небрежно взлохмачены. Такое ощущение, что в приюте сегодня не лучший день, подумал Валерий.

— Добрый день, Иван Николаевич, — кивнул Камышев, а Круглов с Апшилавой нестройным дуэтом присоединились к нему. — Скажите, когда от вас уехал журналист Борис Лапин?

— Не очень воспитанный молодой человек оказался, — покачал головой директор. — Я ему разрешил пообщаться с детьми, а он потом отправился восвояси и даже не попрощался.

— Потом — это в котором часу? — уточнил Валерий.

— Кажется, на ужине его уже не было, — наморщил лоб, вспоминая, Гальперин. — Точнее сказать не могу — повторюсь, он уехал без предупреждения.

— Нам потребуется поговорить с детьми, — тоном, не терпящим возражений, сообщил Камышев.

— А в чем, собственно, дело? — директор оставался спокоен, но от калининского следователя не скрылось нарастающее в его голосе возмущение.

— Это нам и предстоит выяснить, — строго ответил Валерий. — Журналист Лапин отправился в ваше учреждение для подготовки газетной статьи, но в гостиницу до сих пор не вернулся. А вы говорите, что даже не знаете, когда он покинул ваш детский дом.

В этот момент все замедлившие шаг дети и педагоги, вслушивающиеся в разговор, уже в открытую остановились. С учетом того, что недавно здесь пропал один из сотрудников, новость об исчезновении гостя явно испугала местных обитателей. Но в то же самое время каждый, и в этом Камышев был уверен, жаждал подробностей. В том числе Вика, показавшаяся в конце коридора.

Валерий ненадолго задержал на ней взгляд — густые темные волосы, строгая блузка со старомодным женским галстуком, темно-синяя плиссированная юбка чуть ниже колен. Вика никогда специально не подчеркивала свою красоту и не переносила откровенных нарядов. Наверное, в том числе этим она и понравилась в свое время Камышеву, если не считать ее романтическую натуру. А еще в ней всегда оставалась какая-то загадка, словно Вика что-то скрывала и не была с ним, Камышевым, до конца откровенной.

— Мне кажется, я знаю, куда делся дядя Боря, — внезапно раздался неуверенный детский голос.

Ромка Старшинов, несостоявшийся террорист, высвободился из руки Вики и подбежал к Камышеву. На мальчика тут же воззрились десятки глаз, а Гальперин, попытавшийся что-то сказать, бессильно махнул рукой.

— Ты его видел? — Камышев склонился над пареньком, который что-то сжимал в своем кулачке.

— Мы говорили с ним вчера вечером, — сказал Ромка, бледнея на глазах, но при этом борясь со своим страхом. — Он меня спас, а я ему показал секретный проход…

Толпа в коридоре загомонила. Раздался смешок, кто-то вполголоса назвал мальчика фантазером. И только Ираида Петровна, как показалось Валерию, внимательно буравила Ромку глазами. Как будто бы тот говорил что-то такое, о чем нельзя было больше знать никому.