с тремя, да и то один, кажется, его не понял. Или сделал вид, что не понял. И это тревожило больше всего. Сразу вспомнились сомнения Кина о том, что среди пленников может оказаться стукач. Но теперь уже отменять решение было поздно. Теперь на него будут надеяться люди – и он не может их подвести. То есть, имелась очень большая вероятность, что у него ничего не получится, но по крайней мере лично сам он будет делать все от него зависящее, чтобы получилось.

Оставалась еще одна важная и нерешенная пока задача: получить разрешение Котикова на то, чтобы Кин Робел во время маневра был с ним в звездолете. Тим был почти уверен, что Кот разрешит, ведь он и сам должен был понимать, что дублер в таком ответственном деле не помешает. Вот только когда ему об этом сказать? Снова просить аудиенцию? Это может насторожить пиратского главаря: вопрос хоть и важный, но не критичный. Оставалось надеяться, что на обещанном накануне инструктаже, который должен провести перед остальными пленными Тим, будет присутствовать и сам Тигр. Вот тогда и нужно будет сказать о пилоте-дублере. А вот если вдруг Кот не заявится, тогда придется передавать эту просьбу через кого-то. Во всяком случае решать что-либо конкретное нужно будет уже исходя из ситуации. Но будучи «подвешенным», этот крайне важный вопрос нервировал Тима.

Заснуть он не мог очень долго. Лежал, ворочался, прокручивал в голове грядущие события, и как правило этот мысленный визель заканчивался в его воображении катастрофой: то звездолет по какой-то причине падал и давил находившихся под ним пленников, то улететь получалось, но взрывалась бомба внутри Тима, от которой разлетался на кусочки и весь космолет с находящимися внутри пассажирами. Причем выглядело это совершенно нелепо: Тим, который должен был первым распылиться после взрыва на кровавые брызги, каким-то образом продолжал наблюдать за разрушением корабля и гибелью людей. В итоге он накрутил себя так, что готов был уже совсем отказаться от этой затеи, но тут не выдержавшее столь резких перепадов сознание разделилось надвое, и сомнения Тима вылились в спор между Тимуром и Тимофеем. Что интересно, поначалу более активную позицию занял обычно осторожный Тимон.

«Что значит отказаться?! – мысленно завопил он. – Такой охренительный случай сам прет к нам в руки, а мы их спрячем за спину? Звездец! У меня не хватает слов!..»

«Вот и помолчи, если не хватает, – буркнул Тимур. – Тем более не тебе кораблем управлять».

«Ага! Ты еще мне скажи, что разучился это делать. Летал-летал, на той же самой "Мадеме" только что прилетел – и вдруг разучился!»

«Хорош выкручиваться! – рыкнул Тимур. – Я не разучился, сам знаешь. Чего ты как прикушенный? Все ведь понимаешь: я людей угробить не хочу»,

«Да почему ты их угробишь-то? Взорвешься? Сам не раз говорил, да и так знаешь, что в тебя… в нас не ядерную бомбу запихали. Пираты уж точно не самоубийцы! Если что у нас внутри и есть взрывоопасного, то малюсенькая хлопушка. Пукнет – и все. Мы-то кони, конечно, откинем, но корабль не развалится. Кин прекрасно справится. Даже если ты думаешь, что у него может со стартом не получиться, то стартовать-то ты как раз в любом случае успеешь. А дальше он сам говорил, что по навигатору сможет лететь – маршрут в нем прошит».

«Это только одно! – никак не мог угомонится Тимур. – Взрыв бомбы, наверное, на самом деле не убьет никого, кроме нас. Но я боюсь, что все в принципе может пойти не так…»

«Ты боишься? – изумился Тимофей. – Ты?! Ты не умеешь бояться. Если когда и умел – давно разучился. Ну вот скажи, что именно, по-твоему, пойдет не так?»

«Да что угодно! И боюсь я не за себя, а за людей, и ты это прекрасно знаешь, чего выкручиваешься?!»

«Что угодно – это что? – не отставал Тимон. – Да, я вижу мелькание твоих мыслишек, но они по большей части идиотские: двигатель откажет, и корабль людей придавит; Кот обманет и вообще не пустит к кораблю людей…»

«Это не идиотские мыслишки! – со злостью оборвал его Тимур. – Шакс! Я просто охреневаю, что тебе это нужно объяснять!»

«А ты все-таки попробуй. Одно дело, когда это мелькает в голове, и другое – когда ты это четко проговоришь словами. Я, может, тупой, и так до меня лучше доходит».

«Ну хорошо, – сдался Тимур. – Слушай. В смысле, вникай. То, что откажет двигатель и звездолет придавит людей – это, конечно, так, из области бреда. Тем более в тот момент он будет висеть на антигравах… Хотя… Почему бы не отказать антигравам?.. Да нет, это точно бред, тут ты прав. Но вот насчет Тигрокотика я совсем не уверен. Эта хитрая жопа может устроить что угодно. Он мог не поверить той моей туфте о поддержке корабля снизу и просто-напросто не даст для этого ни одного человека. Или поверил, но решил все же для надежности дать своих людей. И что тогда, улетать одним, бросив остальных здесь? Или – чего я опасаюсь вообще реально, – что не все рабохи знают о том, что нужно будет быстро залезть в люк, когда я подам сигнал тревоги. Кто-то заберется внутрь "Мадемы", кто-то разбежится… Что тогда делать? Остаться – это все, больше никаких шансов, будем на цепи сидеть в намордниках и ошейниках. Улететь – это значит на других наплевать».

«Вот! – сказал Тимон. – Вот в чем твоя ошибка. У тебя, я заметил, часто так логика работает: или все, или ничего. Но ведь…»

«Шакс! – взъярился Тимур. – Какое еще "но ведь"?! Это не моя, а твоя ошибка! Это ты забыл, что речь идет не о каких-то дурацких амбициях, а о человеческих жизнях»!

Тимофей в ответ тоже повысил голос:

«Ничего я не забыл! А вот ты подумал о том, что если останешься здесь, то это уже все – цепь с ошейником. И это ты верно сообразил, ошейник, небось, еще и с шипами будет. Но вот насчет того, что улететь – это вовсе не значит бросить остальных, ты почему-то думать не захотел. Немножко дальше и глубже думать, голову поднапрячь».

«Ты сам-то думай… – возмущенно начал Тимур, но тут же себя и оборвал: – Шакс! Древесина я укушенная!.. Ну конечно же –