Мирились страстно. Лёжа в темноте, отхлебывая шампанское, гладила его светящиеся волосы, вспоминала, как в Москве заплетала в них ландыши. Обещала: отстроят они новый дом в его селе, пусть её ангел не плачет…

Сегодня был их последний день на Лидо. Прощай, Венеция! Как и с каждым теперь местом, Исида прощалась – навсегда. Тошное чувство под сердцем безошибочно шептало ей: сюда больше не вернёшься, никогда. Гуляя вечером на Сан-Марко, взявшись за руки, смотрели на две огромные колонны, увенчанные крылатым львом, символом Венеции, и святым Теодором, убивающим крокодила. Между этими колоннами венецианцы никогда не ходят: согласно поверью, это приносит несчастье. Но туристы спокойно расхаживают по этому месту, не подозревая, что много веков подряд казни совершались только тут. «Мост вздохов» над узким каналом от дворца дожей – закрытый, с крошечными оконцами. «Вздохов» – потому что здесь был последний глоток свежего воздуха для узников, которых вели на суд инквизиции. Остановились возле лавочки с сувенирами, набрали кучу открыток. Скупили почти всё. Торговец радовался, они – тоже. Ни в Париже, ни в Берлине они не чувствовали такого уюта, как здесь. Волшебство вековых, рассыпающихся домов. Венеция призрачна, как само наше существование.

Сергей увозил множество набросков стихов, написанных здесь. Возможно, именно поэтому Венеция оставила тёплое дуновение в его сердце. Ничего из написанного он не показывал никому, Исиде – в особенности. Прятал в саквояж, ключ носил с собой. Как будто она могла позволить себе смотреть то, что он не хотел!

Рим – вечен. Исида была счастлива снова посетить его. Радовалась, что Сергей увидит впервые то, что восторгает весь мир. Невозможно не преклоняться перед человеком, расписавшим Сикстинскую капеллу! Но, увы, ей вспоминалось, как совсем недавно в последний раз встретилась здесь со своим «первым гением», с Тедом. Как шли длинной улицей, взявшись за руки, точно не было пятнадцати лет разлуки. Как он жадно смотрел в её лицо, будто стараясь остановить миг, запечатлеть его навсегда. Нет, прошлое не вернуть…

Рим – волшебник и обманщик. Всё вышло совсем не так, как Исиде мнилось. Словно мрачный бес вселился в Сергея и мучил его нещадно. Она видела в потухших глазах любимого лишь серую московскую хмарь. Стоило ли его везти за тысячи километров, чтоб наблюдать в его глазах то, что было в любом московском кабаке! Не нужны ему красоты Рима, он хочет домой, где жёлтая осень осыпает золото берёз, где русская земля, русская речь, даже воздух – иной, родной.

Утомившись до последней степени от деятельной Исиды, Сергей снова исчез. Нравится ей – пусть ездит по этому пыльному, суетливому городу, плевать он хотел…

Исида испугалась, как мать, ребёнок которой ушёл из дому. Стояла полдневная жара. Захлёбываясь слезами, уговорила Лолу ехать немедленно – искать Сергея. Но где?! Исиде казалось, что он погибнет, непременно погибнет в таком-то зное. Невзирая на жару, отправились немедленно по ближайшим окрестностям Рима. Лола злилась. Она задыхалась от духоты, уверяла, что ничего с ним не случится – очухается и вернётся. Исида плакала. Он – дитя! Лола почти с ненавистью смотрела, как Исида отхлёбывает прихваченное с собой остуженное шампанское. Разве можно пить алкоголь, когда солнце плавит мозги? Беда с ними: оба – как дети. Иногда юная Лола чувствовала себя единственным взрослым человеком в этой компании… Промотались до вечера. Естественно, безрезультатно. Лола решила: с неё хватит, она увольняется! Пусть объясняются, как хотят…

Ночью Сергей вернулся – трезвый и грустный. Сел на кровать и сказал: «Домой хочу». Исида обняла его спину. «Серьёжа, домой нельзя… Америка… Ангажемент… Стихи…»

Он знал, что бывает, когда село горит. Нечаянно обронённая самокрутка – и рига с сеном мгновенно превращается в гигантский костёр, языки пламени мечутся, как шальные, в разные стороны, будто скачущие черти прыгают от избы к избе. Густой дым – до неба. Рвущийся огонь, пучки горящей соломы, летящие ввысь. Стоны, крики, вопли баб, детский плач, беготня, колокольный набат. Дышать невозможно, в груди пепел и рыдание, из глаз – слёзы от дыма и горя. Палящий, обжигающий ветер. Бесполезные, слабые попытки что-то потушить. Остаётся смотреть, как на твоих глазах рушится то, что тяжким трудом нарабатывалось годами. Утром – полное молчание, все исхудавшие, осунувшиеся за одну ночь, пытаются вытащить из тлеющих углей какую-то железную утварь. Вот ухват без рукоятки, вот искореженная крышка от чугунка. Осиротевшая печь, невиданным животным торчащая из кучи рухнувших стен. Струйки дыма и разлетающийся от шагов пепел. Безветрие. И целый мучительный день впереди…

Они снова ссорились. Лоле приходилось переводить совершенно немыслимые вещи. Сергей говорил:

– Я не собираюсь обманывать. Я хочу полной свободы и других женщин. Если она желает общаться со мной, пусть не вмешивается. Я не раб! И не больной!

Исида была в полном замешательстве. Она просто не знала, что ему ответить, что ей делать. Она – тиран, держит возле себя молодого мужчину. Ничего не может с собой поделать! Просто ужасно.

– Я не собираюсь сидеть в отеле, как привязанный. Я могу сесть на пароход и через пару дней быть в Одессе!

Исида поняла: сейчас он просто встанет и уйдёт. Бросилась к двери, загородила собой. Подлинный страх отразился на лице, в синих круглых глазах. Сергей удовлетворённо улыбнулся, откинувшись на спинку кресла.

Лола готова была провалиться сквозь пол. Как бы она мечтала оказаться сейчас этажом ниже или выше, но только бы не между этими двумя мучающими друг друга людьми.

– Будет любопытно любить француженок. Я так много о них слышал!

Слёзы брызнули из глаз Исиды. Она выбежала на балкон. Смотрела вниз, отвесно перевесившись через перила. Слёзы капали и разбивались где-то далеко внизу. Она ждала, что сейчас за спиной хлопнет дверь.

Сергей улыбался…

Лоле невыносимо было смотреть на его самодовольство. Эта жестокость по отношению к Исиде затопила чёрным гневом её глаза. Бросила ему в лицо по-русски:

– А вы настоящая сволочь, Сергей Александрович!

На этом её служба закончилась.

Когда Исида, выплакав немного боль, вернулась в комнату, Сергей лежал на кровати лицом вниз, сжимая простыни в побелевших кулаках. Лолы не было.

Решила: надо возвращаться в Париж. Уже без Лолы. Ну и пусть месяц до отплытия в Америку – в родном городе легче искать Серьёжу. Пусть ходит по кабакам, она и пальцем не шевельнет. И не поедет она больше по Италии – с неё довольно. Поезд-экспресс – вот что им нужно: из него не дёрнешься. Беда, придётся по отелям в Париже мыкаться. Или выгнать нерадивых жильцов из дома на Rue de la Pomp? Пожалуй… Всё равно там бардак, и платят не вовремя. Всё, что ей хотелось, – спрятаться от всех, чтобы ни один репортёр не знал, где они, и не смел испортить гадкими сплетнями их предстоящее турне по Штатам. Чтоб даже соглядатаи Советов, те, о которых Серьёжа говорил ей, думали, что они на пляжах, в Италии.

Когда все двадцать чемоданов и кофров были доставлены в их огромную каюту на гигантском теплоходе «Париж», Сергей рухнул на диван, обескураженно разглядывая обстановку. Две большие комнаты – гостиная и спальня, две ванных комнаты, гардеробная. Невозможно было поверить, что такие апартаменты могут быть на корабле. Заложил руки за голову, скрестил ноги. «Ай да Серёжа, ай да сукин сын!» – хотелось крикнуть самому себе. Не пароход, а государство на волнах. Только путь сюда, до каюты, занял минут десять.