— А это кто пошёл с девочкой? — склероз иногда подбрасывает подподъездникам темы для разговоров, — Вон, с маленькой такой, чёрненькой, с самокатом? Новенькая что ль?

— Ой, Андреевна, ты совсем с глузду съехала, — отвечает другая старушенция, — Это ж Тоня с дочкой. Ну, Тоня. Помнишь, маленькая такая, чёрненькая, все с самокатом вокруг нас бегала…

— Какая Тоня?

— Да дочь Таси! Той, что такая чёрненькая, маленькая, бегала тут вокруг нас… Болезненная такая …С самокатом.

Такие вот у них разговоры. По крайней мере, мне так рассказывали. А потом добавляли:

«Все мы здесь — сиюсекундные гости. Мы приходим, взрослеем, уходим, а старушки и самокаты остаются, и вот уже наши внуки комплексуют от собственной мимолётности, нечаянно подслушав их разговоры…»

— Как краси-и-во! — восхитилась Сонечка. Я знала, знала, что она поймёт меня! — А кто это говорил?

— Тот человек, которого ты должна будешь найти по моей просьбе. Её зовут Марина, и она исчезла из моей жизни при весьма загадочных обстоятельствах. А я не могу даже вырваться, чтобы разыскать её и поговорить… Потому что за мной следят… Точнее, я выдумываю, будто за мной следят. Но так выдумываю, что сама в это верю…Меня это страшно бесит!

— Любовь? — совершенно серьёзно поинтересовалась Сонечка, для которой не было другого оправдания человеческим страстям.

— Что-то вроде, — покорно согласилась я, потом всё же решила не обманывать, — То есть, нет. Не любовь. Просто меня мучает совесть. Я думаю, Марине пришлось исчезнуть из-за меня…

— Всё время забываю, что ты — это ты! — засмеялась Сонечка, — Из-за больной совести, ты способна на всё, даже на такое коварство, как срочное вытаскивание меня из тёплой постели и…

— И меня! Не переживайте, Марина, найдём вам вашу тёску. Нам такое приключение не помешает… — к моему удивлению, он предстоящими поисками загорелся весьма искренне, и даже не предполагал, что Сонечка может затеять их без него. Что ж, тем лучше.

— Итак, ты хочешь, чтобы мы по этим восторженным описаниям разыскали место… И что?

— Ничего, — поспешила успокоить Сонечку я, — Просто узнай, где живёт Марина. Вдова. Мать двоих детей. Купила квартиру недавно… Будет возможность, подойдите к ней, передайте, что я очень-очень извиняюсь… А потом мне расскажите, как она живёт. Ладно? Пожалуйста, Сонечка! Ты — моя единственная надежда.

— И я! — снова подал голос Пашенька и захохотал от собственного желания быть замеченным. Потом развеселился ещё пуще, — Да здравствуют приключения! — провозгласил решительно, — Всегда знал, что женщины — умалишенные! И это здорово! Считаю за честь соучаствовать в бзиках главных из невменяемых. Да здравствуют совести и выдуманные слежки! Искать то, не знаю что, чтобы узнать то, что не найти, — моё любимое занятие. В особенности, если учесть, кто будет моим напарником по поискам… Ладно, ладно, — он осёкся под нашими грозными взглядами и моим шипением «не шуми!» — Сумасшедшим лучше не противоречить. Завтра же мы вашим поручением займёмся.

Так, сам того не заметив, Пашенька решил всё за Сонечку и дал согласие за обоих. Я была страшно довольна. Тысяча коротких спасибо-выдохов — Павлуше, одно длинное, протяжное и сильное — Сонечке.

— Вы молодцы, вы герои, вы спасители…И ещё одна просьба, — обращаясь больше к Павлуше, начала я, — Всё это нужно держать в тайне. И про поиски Марины, и про меня, и про всех нас… Понимаете?

Они всё прекрасно понимали, обещали хранить тайну, хотя и сообщили, что при первой же возможности оттащат меня к психиатру для изгнания двух моих маний — мании их величия, и мании моего преследования.

Павлуша выходит несколько раньше, громко, по-хозяйски, хлопая дверью нашего коммунально сортира в коридоре. Сонечка не удерживается от желания посплетничать.

— За Павлушу тебе спасибо, — вежливо начинает она, — Я везучая… Ты его своим характером так зашугала, что я ему теперь образцом духовности и нежности кажусь… Он мне про свою предыдущую бабу рассказывал в двух словах. Я не верила, что такое бывает. Круглосуточное ожидание, постоянное напряжение, чувства побитой собаки, которую в любой момент могут прогнать… А теперь, когда понимаю, что речь о тебе — верю. Бедный мальчик… Хорошо, что он никогда не был влюблён в тебя по-настоящему. Просто грелся в лучах, использовал… Потому и порвал так легко…

Неожиданно раздражаюсь. Выходит, они меня обсуждали?! Мозгами понимаю, что Сонечка не специально. Что «предыдущая баба» и я — для неё два разных образа, и она честно пересказывает услышанное, не заботясь о том, что может задеть меня этим… Мозгами понимаю, но душой не принимаю… И Пашенька тоже хорош! Если ему было так плохо, какого хрена приходил? И почему претензии свои ко мне он излагает не мне, а Сонечке? Тьфу! Делается гадко…

— Ну и, конечно, в сексуальном плане с ним придётся поработать, — продолжает делиться своими текущими проблемами Сонечка, — Ты его, конечно, существенно подпортила в этом смысле. Все эти хихоньки-хахоньки… Никакой техники…

Ах вот как… Значит и ты, Брут! Девочка-Сонечка теперь вздумала латать свои дыры моим именем. Чуть что не так — ах, это Марина мне мальчика испортила… Вообще, это плохо, что мы с ней так вот пересеклись под Пашенькой. И мальчик, честно говоря, не стоящий, и ситуация идиотская.

— Странно, — бросаю намерено легкомысленно, — А у нас с ним всё было вполне профессионально и на уровне. Может, это с тобой что-то не так?

Сонечка обиженно сопит. Некорректность направлена лично на неё, оттого чувствительна и заметна. Немножко браню себя за резкость, вспоминая, как когда-то выбрала Сонечку в друзья, и ругалась со Свинтусом, утверждая, что против друзей броню отращивают только подлецы. Впрочем, Сонечка первая начала…

Дописываю, шлёпаю точкой. Текст мизернее встречи, но всё же оставляю. Всё туда же, в черновики «Откуда есть пошла Красавица Русская». Событие, может, незначительное, но к моему видению группы имеющее самое, что ни на есть, прямое отношение. Пригодится.

Стук в дверь, в мою комнатную. Даже здесь не обошлось без демонстрации вседозволенности. Конечно, Артура в квартиру впустили выскакивающие по делам соседи, но мне и в этом чудится грубое вмешательство в моё личное. Ходил там, безнадзорный, по коридорам. Рассматривал, смекал, копил язвительные насмешечки.

Собираю душевное спокойствие, рывком отворяю дверь.

— Заходи.

— Ты здесь живёшь? — он оживлён, ошеломлён, кажется, искренне, — Что же ты молчала? Мы бы вмиг тебя переехали.

— Чем? — не понимаю я, — За что?

— Знал, что коммуналка, но как-то в голову не приходило, что такая… Они кто? — опасливо косится на двери, — Торгаши? Мучают? Мне, вместо «здрасьте» — «припёрся» вслед прошипели…

Понимаю, что говорит о соседях. Веселюсь потихоньку. Не всё ты, значит, Артурка, в жизни видал. Не тянешь на Воланда, раз так всполошился.

— Нормальные соседи. У других и хуже бывают. А ты ранимый, оказывается…