Плюмбум сунул ему в карман купюру:

– Смени репертуар.

Музыкант все так же глазами показал, что он вполне понял, и быстро свернул свою партию. За столик Плюмбум возвращался уже под другой аккомпанемент.

Соня понимающе улыбалась, вопросов не задавала. Плюмбум оценил ее выдержку:

– Про свои взаимоотношения с этой песенкой я тебе потом расскажу.

Он, однако, преждевременно отдал должное своей спутнице. Буквально через минуту, не утерпев, Соня спросила:

– А что ты, Русик, все смотришь на тех людей в углу? Прямо на них уставился, неудобно же!

Вопрос был по существу. За столиком в углу гуляла компания, гулял там и Банан Петрович, с которого, конечно, Плюмбум глаз не спускал.

Соня продолжала, по-своему истолковав его внимание:

– Красивая женщина, да?

– Где?

– Там, там.

– Не вижу. У тебя мороженое растаяло, – сказал Плюмбум.

Он вдруг повернулся к Соне, переключил на нее все внимание. Она покорно принялась за мороженое, а он смотрел – неотрывно, пристально.

– Ты, Соня, помнишь наш уговор?

– Да.

– Не надо на все говорить “да”. Я тебе сейчас напомню, смотри внимательно.

Плюмбум с серьезным видом поочередно прикрыл ладонью глаза, рот, уши… Соня повторила жест да еще приложила ладонь к груди, что означало клятву.

– Что бы ни случилось, – сказал Плюмбум.

– А что может?

– Всё что угодно. Смерть.

– Нет!

Это у нее вырвалось, потому что он был очень серьезен, даже мрачен. И гнул свое:

– Сейчас или потом. Что бы ни случилось. Слово?

– Слово!

Глядя на нее, Плюмбум улыбнулся, сжалившись.

– Смотри, испугалась. Боишься смерти?

– Да. То есть нет.

– Не бойся.

– Ладно.

– Речь-то не о тебе!

Речь шла, конечно, о нем самом. А он смерти не боялся.

– А я вот сейчас пойду и заклею ту бабенку в углу. Ты будешь молчать?

– Да, да, да!

Он никуда не пошел. Они посмеялись. Стали разглядывать красивую женщину за столиком. И тут вся компания дружно поднялась, и это было уже кое-что, маленькое событие, начало всего дальнейшего. Плюмбум тотчас встал и скомандовал:

– За мной, моя хорошая!

Вышли из ресторана вслед за компанией. Мужчин было трое, они стали усаживать женщин в машину, потом сели сами.

Плюмбум равнодушно за ними наблюдал. Наконец “Волга” тронулась, набирая ход. Плюмбум побежал, бросился под колеса.

Соня вскрикнула и села на тротуар, села как стояла. Так и сидела не шевелясь. Пассажиры вылезли из “Волги”, окружили Плюмбума. Кто-то первым обрел хладнокровие, сказал, озираясь по сторонам:

– Берите-ка его! Быстро в машину. Быстро!

Плюмбума подняли, бездыханного, понесли. Это было последнее, что видела Соня. “Волга” укатила. События развивались стремительно…

А он был жив, лежа в машине на заднем сиденье, на коленях у пассажиров, которые держали его, оцепенев. Он простонал, открыл глаза, и они тоже ожили, заговорили все сразу, наперебой:

– Ну вот, жив! Надо жить, надо, парень. Ноги, руки, чего там у тебя? Сейчас посмотрим. Позвонок? Привстань-ка. Ну? Пробуй, пробуй. Ногой, теперь рукой. Давай, милый!

Плюмбум, кряхтя, ворочался с боку на бок, они ему помогали, щупали, гладили, а красивая женщина плакала, держа его голову на коленях. Только водитель сидел неподвижно, вцепившись в руль.

– Девчонка там с ним была. Плохо! – сказал он.

Красивая женщина вскрикнула:

– Ой, он глаза опять закрыл! Мальчик, мальчик!

Дальше все продолжалось в том же духе, хотя уже в другой обстановке, в просторной комнате, где вокруг тахты с выражением сочувствия на лицах стояла ресторанная компания в полном составе. На тахте под одеялом с тряпкой на лбу возлежал Плюмбум.

– Ну? Ты как? Очухался?

– Полегче, да.

– Отлежись до утра. Тебе здесь нравится?

– Мне сейчас все равно.

Плюмбум отзывался слабым голосом. Трое мужчин и две женщины склонялись к тахте, чтобы его услышать.

– Какие-нибудь пожелания?

– Чтоб вы все отсюда убрались. Голова трещит!

– Слушаемся! – отвечал за всех Банан Петрович и двинулся к двери, увлекая компанию.

Водитель, однако, задержался у тахты:

– А ты чего ко мне под колеса-то? Счеты, что ли, с жизнью сводил?

– Ты со мной, пьяный, сводил. Потом следы заметал.

– Что пьяный, экспертиза не покажет!

– Покажет, – еле слышно отозвался Плюмбум. – Все покажет. Сотрясение мозга покажет.

Банан Петрович счел нужным вмешаться:

– Не сердись, парень. Мы воздадим тебе за муки!

– Хотя бы за брюки. Джинсы были совсем новые.

Ночью в комнату вошла красивая женщина. Она возникла в темноте как привидение, стала менять компресс у Плюмбума на лбу.

– Ты кто? – спросил он.

– Я Маша, Мария. А ты?

– Я Плюмбум. Свинец. Дурацкая школьная кличка… Мария? Да, не очень-то подходящее имя для шлюхи.

– Ну-ка, замолчи. Спи.

– Мария!

– Не спишь, потому что голова?

– У меня ничего не болит. Так что будем делать, Мария?

– Ты это о чем?

– О тебе и твоей жизни, на которую ты махнула рукой.

Она засмеялась:

– У тебя бред, бред.

– Надо что-то делать, Мария. Выкарабкиваться! Сколько они тебе платят в сумме?

– Бедный мальчик.

– Ты бедная. Сколько лет?

– Двадцать три.

– Разведенная?

– Наоборот, мальчик. Выхожу замуж! – Она просияла в темноте. Плюмбум это не увидел – почувствовал.

– Водило, что ли, твой избранник?

– Упаси бог!

– А который из троих?

– Зачем тебе?

– Хочу познакомиться.

– Он рано утром уедет.

– Куда это он?

– В Симферополь. Какой любопытный! Ну, спи, спи.

– Мы еще встретимся, Мария. Запомни. Встретимся. Ну-ка дай руку. – Взял ее руку и продолжал: – Теперь я буду контролировать каждый твой шаг. Мы еще встретимся.