— Сиди и не высовывайся. Сейчас опять начнут вопросызадавать.

— Миша, зачем они это сделали? Ведь они получилиденьги?

— Ты забыла, что сказал Илья по телефону: он догадался,кто убил Палыча, и вот результат…

Домой мы вновь попали уже под утро. К тому времени не толькоя, но и Шальнов лишился своего оптимизма. Вместо того чтобы лечь спать, онпринялся курить и вышагивать по гостиной.

— Миша, — позвала я, — о чем ты думаешь?

— О деле, — недовольно ответил он.

— Знаешь, по-моему, она его по-настоящему любит, —вздохнула я.

— Кого?

— Илью, конечно.

— А-а… слушай, шла бы ты спать.

— А ты?

— А я немного подумаю.

— Тогда я лучше здесь посижу.

— Совершенно необязательно.

— Миша…

— А?

— Ты Эмме сказал, что не можешь рисковать любимойженщиной.

— Ну?

— Что «ну»? Ты ведь не просто так сказал?

— Не доставай меня, а? — взмолился Шальнов. —Иди отсюда. Всю ночь на ногах, тебе надо отдохнуть.

— Чего ты на меня злишься?

— О господи, да ты святого достанешь. Иди спи…

Я поднялась в спальню, начав реветь еще по дороге. Ведьзнала же, что такому парню, как Шальнов, верить нельзя. И что теперь? Я вотсижу, реву как дура, а ему наплевать. Он, видите ли, думает. Мне стало такгорько, так одиноко, что я зарыдала в голос, сунув голову под подушку. Потомпонемногу успокоилась, прислушиваясь к шагам внизу. Я страдаю, а ему до этогонет никакого дела. Он эгоист, черствый, самовлюбленный тип. Я просто идиотка,раз могла вообразить, будто такой человек способен любить кого-то. Он не любилКатьку, и до меня ему нет никакого дела. Закончится это дурацкое расследование,и он отправит меня в Кострому, отмочив на прощание какую-нибудь шуточку. Такмне и надо, сестра предупреждала… Незачем дожидаться, когда он популярнообъяснит, что мне пора отправляться домой, я вполне могу уехать сейчас. Всеравно толку от нашего расследования никакого. Если Мишке нравится играть вШерлока Холмса — на здоровье, а я устала. Может, Катька в Костроме объявится, аможет, она у меня и живет в настоящее время? А что? Из ее подозрительных друзейобо мне мало кто знает, и моя квартира для нее идеальное убежище.

Внизу стало тихо. Как я ни прислушивалась, не могларазобрать ни звука. Подождав еще немного, я спустилась вниз. Шальнов лежал надиване и крепко спал. Я постояла над ним немного, затем поднялась в спальню,собрала свои вещи и написала записку: «Миша, извини, но я считаю, чторасследованием должна заниматься милиция». После чего подхватила свою сумку ипошла к входной двери, правда, не удержалась и еще раз заглянула в гостиную.Мишка спал как убитый. Я вытерла слезы, покинула жилище, заперла дверь ибросила ключи в почтовый ящик, скорее всего для того, чтоб не иметь возможностивернуться через полчаса. Было по-утреннему прохладно, на улице ни души, толькоголуби чинно вышагивали по тротуару. На проспекте мне повезло, из переулкапоказалось такси, и я благополучно добралась до вокзала, купила билет наавтобус и устроилась на скамейке.

До отправки оставалось еще полчаса, время шло, а я все чащевертела головой, высматривая в толпе пассажиров знакомую фигуру, но так ничегои не высмотрела. Это только в кино герой непременно появляется в последниймомент, объясняется героине в любви, и потом они живут долго и счастливо. Ивсе-таки до последнего мгновения я продолжала надеяться.

Автобус тронулся с места, а я закрыла глаза и дажеотвернулась от окна. Город остался позади, и я почувствовала странноеспокойствие, будто этих сумасшедших дней вовсе не было в моей жизни, точно онимне привиделись во сне, а теперь я проснулась.

В полдень я вышла из троллейбуса неподалеку от своего дома,подумала и завернула в парикмахерскую. Покрасила волосы в привычный цвет,стянула их в хвост на затылке, достала из сумки очки и сразу же почувствоваласебя в своей тарелке.

Подходя к родному подъезду, я что-то насвистывала,прикидывая, что, наскоро перекусив, отправлюсь к кому-нибудь из девчонок. Мысходим на пляж, а вечером… На ступеньке, в трех шагах от моей квартиры, сиделШальнов. Услышав, как хлопнула дверь, он поднял голову и уставился на меня.

— Это ты? — спросил Мишка с сомнением.

— Я, — пожала я плечами. — Давно ты тутсидишь?

— Минут пятнадцать. Уже начал волноваться… Ты совсем насебя не похожа, — заметил он, а я опять пожала плечами:

— Наоборот.

— Очки… у тебя что, зрение плохое?

— Минус два.

— Я в этом не разбираюсь. Может, мы войдем вквартиру? — вздохнул Шальнов. Мы вошли, я бросила сумку у порога ипрошлась по своим двадцати трем квадратным метрам, но никаких следов Катькиногоприсутствия не обнаружила. — Значит, здесь ты и живешь? — спросилМишка, оглядывая мои хоромы. — Квартира твоя или снимаешь?

— Снимаю.

— Понятно. Не скажешь, что это дворец.

— Да, после твоей выглядит довольно паршиво. Но мненравится. Когда я была маленькая, мы тоже в «хрущевке» жили, правда вдвухкомнатной.

— А мы в коммуналке. Настоящий барак, длинный такойкоридор и восемь комнат. Мама привыкла. Даже когда я купил ей квартиру, ни зачто не хотела переезжать. Еле уговорил.

— У тебя есть мама? — несказанно удивилась я,Мишка скривился, а я покраснела. — Извини, я не правильно выразилась.

— У меня две сестры и два брата. Отец умер восемь летназад, был путевым обходчиком. Мама тоже на железке работала.

— И где они?

— В Кургане. Слышала о таком городе?

— Слышала, кажется…

— Ну вот, я оттуда.

— А здесь как очутился?

— После армии, служил тут неподалеку… Ты чего сбежала?

— Я не сбегала, — сказала я, поставив на плитучайник. — Я оставила тебе записку, где все объяснила.

— Ничего ты не объяснила. Я тебя чем-то обидел?

— Вовсе нет, — ответила я. — Слишком многотрупов. Боюсь, что мы только все запутали еще больше и ни в чем так и неразобрались. Пусть этим занимается милиция.

— Они займутся, — проворчал Мишка. —Оглянуться не успеешь, как в каталажке окажешься.