— Значит, так мне и надо, — отрезала я и разлилачай в чашки. Мишка настороженно наблюдал за мной.

— Ты меня не любишь? — вдруг спросил он, отнеожиданности рука у меня дернулась, и чай расплескался.

— Мы не подходим друг другу, — уклончиво ответилая.

— Почему это? — разозлился Шальнов.

— Просто не подходим…

— Ерунда. Вчера я был занят и не сказал, что люблютебя, вот и вся причина. Ты обиделась и сбежала.

— Ну и что? Сути это не меняет. Мы не подходим другдругу, и я не хочу продолжать расследование. Я просто боюсь, это тебе понятно?

— Вот сейчас возьму и уеду, будешь знать, как валятьдурака. — Я решительно поднялась и распахнула входную дверь. Мишка сосвоего места в кухне прекрасно ее видел. — Выгоняешь, значит? —спросил он с ехидством, я сочла ниже своего достоинства продолжать беседу имолча смотрела в пол. — Я уйду, а ты будешь сидеть на своей кухне иобливаться слезами. И ждать письма, потому что у тебя даже телефона здесь нет.Совершенная дикость. Мне ты из гордости не станешь звонить и начнешь страдать,ночами не спать, реветь и ждать неизвестно чего…

— Ну и что? — усмехнулась я. — К этому можнопривыкнуть.

— Ты думаешь? — неожиданно серьезно спросил Мишкаи нахмурился.

— Конечно. Сначала привыкаешь, а потом все проходит. Иничего уже не чувствуешь. Больно только в первый месяц.

— А ты откуда знаешь? — спросил он с подозрением.

— Я книжки читаю.

— Слава богу, я думал, у тебя богатый жизненный опыт.Может, ты закроешь дверь? Нет? Ладно, сам закрою. Даже если ты права, я несобираюсь мучиться месяц. С какой стати, когда… Ты меня слушаешь?

— Нет, — покачала я головой.

— Напрасно. Я проснулся сегодня, а тебя нет. Только этадурацкая записка. Ну я и представил, что тебя и вправду нет, ни сегодня, низавтра… На кой черт мне такая жизнь? И я вовсе не хочу, чтобы все этокончалось. Слышишь?

— Нет.

— Я тебя люблю. Теперь слышишь?

— Шальнов, ты свинья, — пробормотала я и заревела,так мне было обидно.

— Все, все, все, — шептал Мишка, заключая меня всвои объятия. — Моя грудь в твоем полном распоряжении, можешь жаловатьсясколько угодно и орошать ее слезами. Допустим, я не знаток женской психологии,но это оттого, что у меня никакого опыта, я первый раз влюбился, честно. Ты быне ругалась со мной, а тактично намекала, когда и что я должен делать, чтоб тына меня не злилась и всегда была довольной.

— Иди ты к черту, придурок, — рявкнула я.

— Ну, придурок и придурок, я в умники сроду не лез.

Я попыталась его оттолкнуть, но вовремя передумала — чегодоброго, возьмет и в самом деле уедет, а мне этого, если честно, совсем нехотелось.

В общем, часа через два мы покинули мою квартиру, а затем иКострому, сумку разбирать так и не пришлось. По дороге мы ни разу не вспомнилио трупах, строили планы, прикидывали, как объясним все Катьке (это в основном яприкидывала), и несколько раз клялись друг другу в любви. В результате обратнаядорога показалась нам безобразно короткой, я и глазом не успела моргнуть, а мыуже тормозили возле Мишкиного дома. Но в этом тоже были свои преимущества. Мывошли в холл, Мишка меня обнял и начал целовать, а я расстегивать пуговицы наего рубашке (нечто подобное я видела в одном фильме, но оказалось, что вреальности это довольно нелегко, впрочем, может, у Шальнова пуговицы какие-тоне правильные), я повисла на его шее, и тут кто-то кашлянул за моей спиной.Мишка недовольно поднял голову, а я, повернувшись, увидела в приоткрытой двери,которую никто не потрудился запереть, мужскую физиономию. Шальнов распахнулдверь, и мы замерли от неожиданности, обнаружив на пороге милиционера. Он ещераз кашлянул и спросил:

— Шальнов Михаил Степанович вы будете?

— Я.

— А войти можно?

— Проходите, пожалуйста.

Мужчина вошел, посмотрел на Мишку с улыбкой и вроде бы дажеподмигнул ему. Потом нахмурился и сказал со вздохом:

— Иванова Екатерина Юрьевна вам доводится женой?

— Бывшей, а что случилось? Теперь я испугаласьпо-настоящему.

— Поедем в отделение, там вам все объяснят.

— Что объяснят? — запаниковала я.

— Боюсь, несчастье с супругой приключилось.

— Господи… Я с тобой поеду, — заявила я. — Яее сестра… то есть, ну вы понимаете…

— Понимаю, — вздохнул милиционер.

Через полчаса мы выходили возле мрачного двухэтажногоздания. Здесь нас поджидал Виктор Иванович, с которым мы успели поговорить потелефону. Увидев меня в новом обличье, он нахмурился, а я растерялась: узнал онменя или нет, вскоре выяснилось, что узнал.

— Вам придется опознать… убитую, — деревяннымголосом сказал он.

— Я готов, — торопливо заверил Мишка, приткнувменя на единственный стул в длинном коридоре.

Они ушли, а я осталась в коридоре, бессмысленно разглядываяпол под ногами. Мужчины вернулись буквально через пять минут, я вцепилась вМишкину руку, глядя на него с надеждой, он отвел глаза и кивнул.

— Когда ее нашли? — спросил Шальнов.

— Вчера, ближе к вечеру. В районе деревни Михайлово, тамлесополоса… ребятня с собакой гуляла. Если б не собака, ее могли бы очень долгоне обнаружить. Труп сунули под поваленное дерево и засыпали землей. Все целоключи, деньги, медицинский полис, по нему и установили личность.

— Как ее убили? — с трудом разлепив губы, спросилая.

— Задушили. Несколько дней назад. У меня к вам большоеколичество вопросов. Например, где вы были в прошлую среду, примерно в десятьчасов утра?

— Она погибла в это время? — нахмурился Шальнов.

— Боже мой, — пробормотала я, значит, когда яспешила на свидание с сестрой в пригородный универмаг, Катька была уже мертва.

Мы опять поехали в милицию, отвечали на какие-то вопросы ичто-то подписывали. Признаться, соображала я с трудом и даже плохо помню, чтоговорила. Одно мне было ясно: Виктор Иванович подозревает нас во всехубийствах, произошедших в городе за последний месяц.