12. Через день чистить пылесосом все ковры в доме. Раз в неделю отодвигай мебель и убирай под ней. Проверяй, нет ли паутины под стульями и столами.

13. Каждый день протирать пыль, при этом приподнимать все предметы.

14. Первым делом после нашего с Кэлом ухода на работу произведи уборку на кухне. Застели постель чистыми простынями, поменяй полотенца в ванных комнатах».

Карточки выпали у меня из рук. Некоторое время я сидела застыв. Китти нужна была не дочь, а рабыня! А я-то была готова сделать для нее все, чтобы доставить ей радость, – лишь бы она по-матерински полюбила меня. Это так несправедливо, что судьба каждый раз похищает у меня мать, когда я начинаю считать, что обрела ее.

Горькие горячие слезы покатились у меня по щекам, когда я поняла тщетность своей мечты завоевать любовь Китти. Как можно жить – здесь, где бы то ни было, – если нет человека, который тебя любил бы? Я смахнула слезы, попыталась остановить их, но они катились, как река, прорвавшая плотину. Мне и нужно-то мало – чтобы меня кто-то любил, чтобы я чувствовала ласку. Неужели я так много прошу у судьбы? Если бы Китти могла стать мне настоящей матерью, я бы с радостью сделала для нее все, что она мне написала, и даже куда больше. Но она только требует, издает приказы, и никакого внимания, предупредительности. Никаких тебе «пожалуйста», «будь добра». Даже Сара относилась ко мне уважительнее.

У меня руки опустились. Я сидела, чувствуя себя преданной всеми. Отец-то знал, что из себя представляет Китти, и все-таки продал меня ей, бессердечно наказав меня за то, в чем я не виновата.

Слезы иссякли. Нет уж, я пробуду здесь только до тех пор, пока не смогу бежать. Китти пожалеет о том дне, когда она взяла меня сюда, чтобы исполнять работы по дому и делать за день столько, сколько у Сары я не делала и за месяц!

Здесь работы в десять раз больше, чем в нашей хибаре, несмотря на все приспособления и устройства. Со странным чувством, обессиленная, я смотрела на разложенные на столе карточки, забыв прочесть последнюю, с «нельзя», но когда я потом попыталась обнаружить ее, то так и не смогла.

Спрошу Кэла, который, похоже, хорошо относится ко мне, что Китти могла такое написать на последней карточке. А если я не знаю, чего мне нельзя делать, то, десять к одному, обязательно сделаю и Китти так или иначе проведает об этом.

Кухня уже блистала чистотой. Я некоторое время посидела, с болью в сердце вспоминая старую и ветхую, темную и грязную хибару в горах, ее родные запахи и красоту природы за ее дверями. А тут никакая кошка ласково не потрется о мои ноги, никакой пес не облает тебя, показав, как ревностно он исполняет свои обязанности. Только керамические животные неестественных раскрасок играют роль кухонной утвари: кошачьи морды показывают зубы со стен, да выводок розовых уток направляется к несуществующему пруду. Рехнуться можно от созерцания такого обилия красок на белом фоне.

Когда я снова взглянула на часы, то аж подпрыгнула на стуле. И куда же делось время? Я начала носиться по квартире – надо постараться уложиться с работой до возвращения Китти. В который раз меня охватила паника. Китти я все равно никогда не угожу, хоть сто лет старайся. В Китти было нечто темное, предательское, что-то скользкое и отвратительное пряталось за всеми этими широкими улыбками, таилось в глубине ее глаз.

Мысли о жизни, словно духи, преследовали меня. Логан, Том, Кейт, Наша Джейн…

Я носилась с пылесосом, вытирала пыль, переходя от растения к растению (ох, сколько на них было грязи и пыли). Потом я вернулась в кухню и начала готовить вечерний стол, который, по словам Китти, должен был называться обедом, поскольку Кэл настаивал на том, чтобы основным застольем был обед, а не ужин.

Около шести пришел Кэл. Он выглядел свежим, и я даже засомневалась, работал ли он. И тогда Кэл широко улыбнулся мне.

– Ты что на меня так смотришь?

Ну как ему сказать, что в моих глазах он был единственным человеком, которому я могла доверять? Что без него я тут не выдержала бы ни одной лишней минуты? Мы впервые оказались вдвоем, без Китти.

– Не знаю, – пошептала я, силясь улыбнуться. – Мне кажется, что я ожидала увидеть вас… ну грязным, что ли.

– Я всегда принимаю душ, прежде чем идти домой, – пояснил Кэл, странно улыбнувшись. – Это одно из требований Китти: чтобы муж грязным домой не приходил. У меня есть во что переодеться на работе. К тому же я хозяин, у меня шестеро служащих. Но я люблю сам поковыряться, особенно когда надо срочно исправить старый аппарат.

Я немного стеснялась его. Показав рукой на ряд книг по приготовлению пищи, я спросила:

– Не знаю, как мне планировать еду для вас с Китти.

– Я помогу тебе, – с готовностью откликнулся он. – Прежде всего, избегай крахмалосодержащих вещей. Китти обожает спагетти, но от них она прибавляет в весе, и если она прибавит хоть фунт, то все шишки достанутся тебе.

Мы готовили вместе, решив сделать мясную запеканку с рисом и овощами, которую, как сказал Кэл, любит Китти. Он помогал мне резать овощи для салата, когда ему захотелось поговорить со мной.

– Я рад тебе здесь, Хевен. А то я все это делал бы сам, как это было раньше. Китти терпеть не может готовить, хотя делает это хорошо. Она считает, что я не отрабатываю своего, потому что я должен ей тысячи долларов. Я в долгах по шею, а кошельком командует она. Я был еще мальчишкой, когда женился на ней. Считал ее мудрой, разумной, красивой, обворожительной, она, казалось, так желала помочь мне.

– А как вы встретили ее? – поинтересовалась я, наблюдая за ловкостью, с которой Кэл резал салат-латук. Он показал мне, как надо подавать салат. Казалось, занятость рук давала свободу его языку. Причем говорил он больше с самим собой, чем со мной, ни на миг не прекращая работать ножом.

– Иногда люди попадают в капкан, принимая желание и потребность в человеке за любовь к нему. Помни об этом, Хевен. В двадцать лет я оказался один в большом городе. Во время весенних каникул направлялся во Флориду. Китти я встретил совершенно случайно в одном баре, здесь, в Атланте, в первый же вечер пребывания в городе. Мне она показалась самой красивой женщиной, которую я когда-либо видел. – Он горько усмехнулся. – Я был тогда молод и наивен. Приехал я в эти края на лето из дома в Новой Англии, я тогда учился в Йельском университете, и оставалось мне еще два года. В Атланте я чувствовал себя потерянным. Китти испытывала подобные ощущения, и мы сочли, что у нас много общего. Через короткое время мы поженились. Она ввела меня в бизнес. Можешь себе представить, я все время хотел быть преподавателем истории. А вместо этого женился на Китти. С тех пор университетский городок больше меня не видел. Дома я тоже ни разу не был. Я даже не пишу своим родителям. Китти не хочет, чтобы я поддерживал контакт с ними. Ей стыдно, она боится, что они узнают, что она не окончила даже средней школы. И я должен ей по меньшей мере двадцать пять тысяч долларов.

– А как она сделала такие большие деньги? – спросила я, захваченная разговором.