В субботу Хиллари уходит в «галерею», хотя Зено понятия не имеет, о какой именно галерее речь, а они с Рексом сидят в кафе среди женщин с колясками. На Рексе черный твидовый жилет, еще в мелу после сегодняшних уроков, и у Зено от этого учащается пульс. Низкорослый официант беззвучно приносит им чайник, сплошь разрисованный малиной.

Зено надеется, что разговор коснется той ночи в Лагере номер пять, когда Бристоль и Фортир загрузили бочку с упрятанным в ней Рексом в кузов. Он хочет услышать, как Рекс спасся и простил ли его, Зено, за трусость. Однако Рекс с жаром рассказывает о поездке в Ватиканскую библиотеку, где прочесывал груды папирусов из мусорных куч Оксиринха, кусочки древнегреческих текстов, пролежавших в песке две тысячи лет.

– Девяносто девять процентов там, конечно, скукота: документы, купчие на землю, записи об уплате налогов, но ты представляешь себе, Зено, что такое найти фразу – даже несколько слов – из неизвестного литературного труда? Спасти одну фразу от забвения? Это самое увлекательное, что можно придумать. Все равно что наткнуться на конец закопанного провода и понять, что по нему можно поговорить с кем-то умершим восемнадцать веков назад.

Рекс взмахивает миниатюрными руками, моргает, и лицо у него такое же прекрасное, как много лет назад в Корее. Зено хочется вскочить и впиться зубами в его горло.

– Когда-нибудь мы соберем из фрагментов что-нибудь по-настоящему значимое: трагедию Еврипида, или утраченную политическую историю, или, еще лучше, древнюю комедию, какое-нибудь нелепое авантюрное путешествие на край света и обратно. Их я люблю больше всего, ты же понимаешь, о чем я?

Рекс поднимает глаза, и в Зено вспыхивает огонь. Он воображает возможное будущее, ссору между Рексом и Хиллари: Хиллари дуется, Рекс просит его уйти, Зено помогает Рексу собрать весь оставшийся от Хиллари хлам, выносит коробки, распаковывает свой чемодан в Рексовой спальне, сидит на краешке его кровати; они вместе ходят на долгие прогулки, едут в Египет, молча читают, сидя по разные стороны от чайника. На мгновение у Зено чувство, что он мог бы словами превратить это в реальность. Сказать нужные слова, прямо сейчас, и они сработают, как волшебное заклинание. Я думаю о тебе все время, о жилках на твоем горле, о пушке́ на твоих руках, о твоих глазах и губах. Я любил тебя тогда и люблю сейчас.

Рекс говорит:

– Я тебя утомил.

– Нет, нет. – Все плывет. – Напротив. Просто… – Он видит дорогу, крутящиеся лопасти, призрачный снежный вихрь. Тысячи темных деревьев проносятся мимо. – Понимаешь, для меня это все в новинку. Сидение за полночь, джин с тоником, подземка, ты… Хиллари. Он читает по-китайски, ты выкапываешь затерянные древнегреческие свитки. Я от этого робею.

– А… – отмахивается Рекс. – У Хиллари куча прожектов, которые заканчиваются ничем. Он ни одного не довел до конца. А я преподаю в школе для середняков. В Риме я обгорел, пока шел от гостиницы к такси.

В кафе шумно, младенец капризничает, официант бесшумно снует туда-сюда. С навеса капает дождевая вода. Зено чувствует, что момент ускользает.

– Но разве не в этом состоит любовь? – Рекс трет виски, допивает чай, смотрит на часы, и Зено чувствует себя так, будто дошел до середины замерзшего озера и провалился под лед.

Празднование дня рождения выпало на последний вечер перед отъездом Зено. Они берут черное такси и едут в клуб под названием «Крэш». Рекс берет Хиллари под руку и говорит: «Давай сегодня попробуем без эксцессов?» Хиллари хлопает ресницами, и все трое спускаются в подвал. Странные, похожие на подземелье комнаты битком набиты мужчинами и юношами в серебряных полусапожках, или полосатых легинсах, или цилиндрах. Многие, по-видимому, знают Рекса – его обнимают, целуют в щеку, взрывают у него за спиной хлопушки. Несколько человек пытаются втянуть Зено в разговор, однако музыка такая громкая, что он по большей части кивает и обливается потом в своем полиэстеровом костюме.

В самом нижнем помещении клуба возникает Хиллари с тремя стаканами джина. Он идет сквозь толпу в изумрудном пиджаке и сапожках на каблуке, словно древесное божество. Джин огнем растекается по жилам Зено. Он пытается привлечь внимание Рекса, однако музыка звучит вдвое громче, и по какому-то сигналу все начинают петь «Хей-хей-хей-хей-хей», включается стробоскопический свет, преображая помещение в книжку-листалку, тут и там возникают то руки, то ноги, скалящиеся рты, вздернутые колени и локти, Хиллари подбрасывает стакан в воздух и обвивает Рекса древесными лапами, все танцуют один и тот же танец, попеременно вскидывая к потолку руки, будто семафорят друг другу, воздух обжигает шумом, и вместо того, чтобы расслабиться и присоединиться, Зено чувствует себя таким убогим, таким ущербным и отсталым со своим картонным чемоданом, неправильным костюмом, тяжелыми ботинками, айдахскими манерами, дурацкой надеждой, что Рекс позвал его ради чего-то романтического – немного попишем по-гречески ручкой на бумаге, а не палкой на земле. Теперь он понимает, что при своей неотесанности, по сути, выглядит здесь варваром. Среди пульсирующей музыки и мелькающих тел он внезапно ощущает тоску по монохромной предсказуемости Лейкпорта, послеобеденному виски миссис Бойдстен, немигающим фарфоровым детям, по воздуху, расчерченному древесным дымом, и тишине над озером.

Зено выбирается через разные помещения и, напуганный, пристыженный, два часа гуляет по Воксхоллу, не понимая, где он. Когда он наконец набирается мужества остановить такси и говорит отвезти его к кирпичному зданию в Кэмдене рядом с вывеской «Сигареты „Голд лиф“», шофер кивает и отвозит его прямиком к дому Рекса. Зено поднимается на четыре лестничных пролета и обнаруживает дверь незапертой. На столе для него оставили чашку чая. Когда через несколько часов Хиллари будит Зено, чтобы не опоздал на самолет, то касается его лба с такой нежностью, что Зено вынужден отвернуться.

Рекс паркует машину возле аэропорта, берет с заднего сиденья завернутую коробку и кладет Зено на колени.

Внутри экземпляр Рексовой книги и другой том, больше и толще.

– Древнегреческо-английский словарь Лиддела и Скотта. Незаменимая вещь. На случай, если снова решишь попереводить.

По сторонам от машины спешат пассажиры. На миг земля под сиденьем Зено разверзается и поглощает его. И вот он уже снова на сиденье.

– Ты же знаешь, у тебя к этому талант. Талантище.

Зено мотает головой.

Сигналят клаксоны, и Рекс оборачивается.

– Не спеши ставить на себе крест, – говорит он. – Иногда то, что мы считаем утраченным, всего лишь скрыто и ждет, когда его найдут.

Зено вылезает из машины – в правой руке чемодан, слева под мышкой книги, что-то внутри его (сожаление) мечется, словно копейщик, круша кости, уничтожая жизненно важные ткани. Рекс высовывается в дверцу и протягивает правую руку, Зено стискивает ее левой – более неловкого рукопожатия в его жизни еще не было. Крохотный автомобильчик исчезает в потоке транспорта.

Сеймур