– Я очень тебе сочувствую, – пробормотала она.

Сара грубо хохотнула:

– Да ничего ты не сочувствуешь! Если б ты и впрямь сочувствовала, то согласилась бы, что это не жизнь.

– Я и так это прекрасно знаю.

– Неужели? Тогда почему делаешь вид, что все у тебя распрекрасно? Разве такой жизни ты желаешь себе? А тем более своим дочкам?

– Конечно нет. Но я боюсь.

– Чего?

– Много чего. – На глазах у Исры выступили слезы. – Адама, Фариды… себя самой.

– Себя самой? Это еще почему?

– Я не могу внятно объяснить. Может быть, я слишком много читаю. Но иногда мне кажется, что со мной что-то не так.

– В каком смысле? – Сара уставилась на Исру, и на лице ее явственно проступила тревога.

Исра отвернулась – иначе не смогла бы продолжать.

– Трудно описать это словами так, чтобы ты не приняла меня за сумасшедшую, – проговорила она. – Каждое утро я просыпаюсь и чувствую такое отчаяние… Мне не хочется вставать, не хочется ни с кем разговаривать, не хочется видеть даже собственных дочерей – и чтобы они видели меня. Но потом я думаю: если прогнать эти тоскливые мысли, если просто встать, заправить постель, насыпать в тарелку хлопьев и заварить ибрик чаю – все наладится. Но ничего не налаживается, и иногда я… – Она запнулась.

– Иногда ты что?

– Ничего, – соврала Исра. Она покосилась в сторону, пытаясь собраться с мыслями. – Я просто… как бы это сказать… я постоянно переживаю. В этом корень всех бед. Переживаю, что мои дочери будут ненавидеть меня, когда вырастут, как ты ненавидишь Фариду. Переживаю, что в конце концов начну тиранить их так же, как она тебя.

– Но ведь ты не обязана так поступать, – сказала Сара. – В твоей власти дать им лучшую жизнь.

Исра покачала головой. Если бы она могла открыть Саре правду! Сколько бы она себя за это ни корила, в глубине души она недолюбливала дочерей за то, что они девочки, – даже взглянуть на них без брезгливости не могла. Исра могла бы сказать в свое оправдание, что эта брезгливость перешла ей от поколений предков и прививалась еще в утробе матери, что она не может выкорчевать ее из себя, как бы ни старалась. Но сказала только:

– Все не так просто.

– Что-то ты заговорила, как моя мать, – покачала головой Сара. – По-моему, все очень даже просто. Дай дочерям возможность самостоятельно решать свою судьбу – только и всего. Вот скажи – разве мать не должна желать дочери счастья? Тогда почему моя мать меня только мучает?

Исра почувствовала, как к глазам подступают слезы, но постаралась сдержать их.

– Вряд ли Фариде нравится тебя мучить. Конечно, она хочет, чтобы ты была счастлива. Но счастье понимает именно так. Она ведь никогда и не видела ничего другого…

– Это не оправдание! С чего вдруг ты взялась ее защищать?

Ну как ей объяснить? Исре тоже есть за что обижаться на Фариду. Человек она тяжелый. Но Исра знала: такой ее сделала жизнь. Жизнь вообще жестока, а уж особенно к женщинам – и ничего тут не поделаешь.

– Вовсе я ее не защищаю, – сказала она. – Я просто волнуюсь за тебя – вот и все.

– А чего за меня волноваться?

– Ну, не знаю… Ты разогнала всех женихов. Прогуливаешь школу, бегаешь в кино. Не дай бог кто-нибудь узнает и… Все это очень опасно!

Сара расхохоталась:

– А ты не волнуешься, что будет, если я сделаю, как хочет мать, и скажу «да» кому-то из женихов? По-твоему, меня будут любить? Уважать? Считать человеком? Ты правда так думаешь?

– Нет.

– Вот где настоящая опасность! Поэтому я и не намерена больше жить по указке семьи.

Исра в ужасе уставилась на нее:

– Это как же понимать?

Сара быстро покосилась на дверь и прошептала:

– Я решила сбежать.

Повисла пауза: Исра переваривала ее слова. Открыла было рот, но остановилась – дыхание перехватило. Наконец она с трудом сглотнула.

– Ты что, спятила?

– У меня нет выбора, Исра. Только побег.

– Но почему?

– Так… так надо. Я не могу больше так жить.

– Да что ты несешь? Ты не можешь просто взять и сбежать! – Она схватила Сару за руку. – Пожалуйста, умоляю тебя, не делай этого!

– Прости, – пробормотала Сара, высвобождаясь. – Но я своего решения не изменю, уговаривай не уговаривай. Все равно сбегу.

Исра открыла рот, хотела что-то сказать, но Сара не дала ей и слова вымолвить:

– И тебе лучше сбежать вместе со мной.

– Совсем умом тронулась?

– И это говорит мне женщина, которая посреди ночи удрала через подвальное окно!

– Это другое дело! Я была не в себе. Я вовсе не планировала сбегать… и потом, я же вернулась! Да даже если б я захотела – куда мне деваться? У меня дочки…

– Вот именно. Если бы у меня была дочь, я ни перед чем бы не остановилась, лишь бы спасти ее от этого всего.

В глубине души Исра знала: ее дочери обречены на точно такую же жизнь. Наступит день, когда она, подобно Фариде, начнет принуждать их к замужеству, какой бы ненавистью они ей за это ни платили. Но это не повод сбегать. Она в чужой стране, у нее ни денег, ни работы, жить ей не на что, податься некуда. Она покосилась на Сару:

– И что ты собираешься делать? Как думаешь жить?

– Поступлю в колледж, найду работу.

– Это не так-то просто, – пробормотала Исра. – Ты ни дня не прожила самостоятельно, ни ночи вне дома не провела! Ты не справишься!

– Прекрасно справлюсь, – отрезала Сара. И добавила уже мягче: – И ты тоже справишься. Вместе нам ничего не страшно.

Их взгляды встретились.

– Если у тебя не хватает мужества сделать это ради себя, так сделай хотя бы ради дочерей!

Исра отвела глаза.

– Но я не смогу… не смогу вырастить их в одиночку.

– Почему не сможешь? По сути, ты именно это и делаешь. Матерей-одиночек в Америке пруд пруди.

– Нет! Я не хочу подвергать дочерей таким испытаниям. Не хочу лишать их дома. Отрывать от корней, чтобы они росли без семьи, в одиночестве, в позоре…

Сара невесело усмехнулась:

– Чтобы лишиться дома, надо для начала им обзавестись. А чтобы почувствовать одиночество, надо сперва познать любовь.

– Тебе самой-то не страшно?

– Конечно, страшно. – Сара уставилась в невидимую точку на полу. – Но как бы все ни обернулось… хуже, чем сейчас, уже не будет.

Исра понимала, что Сара права, но знать и действовать – это она тоже понимала – совершенно разные вещи.