– Милый господин Дакр!

– Это так, – быстро продолжал он. – Я знал множество женщин. Весь последний год, с тех пор как я достиг совершеннолетия, я путешествую, я побывал в Америке, Париже, Берлине, повсюду. Я повторяю, я знал множество женщин, но я не встречал ни одной, которая умела бы так сразу привлекать, как вы. – Он остановился и посмотрел на нее. – Мне хочется называть вас Тони.

– Но не надо этого, мой милый мальчик, это просто неудобно.

– К черту эти неудобства. Вы пойдете завтра гулять со мной? Скажите «да».

– Завтра? Хорошо. Если вы хотите.

– Ура! Мне кажется, что я хорошо знаю вас.

– Вы обладаете такой надменной самонадеянностью, какой я еще никогда не встречала.

Он рассмеялся:

– Нет, ничего подобного. Я просто уверен, что я всегда делаю так, чтобы добиться того, чего я хочу.

– Вот как!

– Я не хочу, чтобы вы выглядели такой далекой от меня.

Он встал и начал ходить по маленькой комнате.

– Представить вам мои рекомендации, как делают кухарки? Тогда вы, быть может, отнесетесь ко мне дружественнее. Идет. Имя мое вам известно, мое местожительство – Соммерсет, очаровательный старый замок. Между прочим, родных у меня нет. Я совершенно самостоятелен с того времени, как поступил в Итон. Возраст – двадцать два. Род занятий – путешествую, как вы изволите видеть, но я уже начал серьезно задумываться над тем, чтобы осесть толком.

– Очень рада, что вы так благочестиво кончаете.

– Теперь, будьте любезны, вашу визитную карточку.

– Боюсь, что у меня ее совсем нет.

– Ерунда. Если хотите, я вам скажу. Имя: Тони, – он обезоруживающе улыбнулся ей, – Сомарец. Вы не родственница того, кому принадлежал Уинчес? Сестра. Ага! Теперь-то я добился и через пять минут буду знать все о вас. Ну, дальше, возраст – около двадцати четырех?

Тони улыбнулась, но оставила без возражений его предположение. Удивительно, что самые до мелочности честные женщины оказываются не в состоянии говорить правду, когда дело касается возраста. После двадцати возраст женщины приостанавливается, после тридцати он движется назад, после сорока он перестает существовать.

Дакр подошел и сел возле нее.

– Теперь мы знаем друг друга и можем стать друзьями, Тони.

Она весело рассмеялась. Его молодость, его заражающее настроение увлекли ее.

– Ладно, Гуго.

– Так лучше, много лучше.

– Знаете, вы совершенно невозможный человек!

– Это потому, что я зову вас по имени? У вас такое славное имя, и я же сказал, что мне хочется, чтобы мы были друзьями. Что вы поделываете всегда? Почему я не встречал вас ни в Лондоне, ни где-либо в других местах?

– Может быть, потому, что я живу в Париже?

– В Париже? Одна?

– Я живу вместе с подругой.

– Но почему в Париже?

– Я терпеть не могу Англию.

– Это, пожалуй, слишком поспешное утверждение, не правда ли?

– К сожалению, я рождена космополиткой.

– В конце концов, от женщин не приходится ждать патриотизма.

– Это совсем не по-британски! И при этом еще говорят, что англичане эмансипируют своих женщин! Это басня. Современный англичанин, если бы мог, держал бы свою жену в таких же условиях, как турок.

– Вы суфражистка, – укоризненно сказал Гуго.

– Я верю в женщин, работающих над тем, чтобы добиться условий, при которых они сами будут создавать законы, регулирующие их жизнь и ее условия.

– Однако вы упрямая. Не надо быть такой! – На секунду он положил свою руку на ее. Она со страхом почувствовала его прикосновение.

– Это глупо с моей стороны, не правда ли? – сказала она вяло.

– Мне теперь пора уйти, Тони. У меня назначена встреча в шесть часов. У меня есть кое-что, о чем мне ужасно хочется спросить вас. – Он остановился, глядя на нее. – Посмотрите на меня.

Тони подняла голову.

– Придете вы сегодня ночью на террасу? – Лицо его слегка покраснело. При этих словах легкое волнение охватило ее.

– Приходите, – очень тихо произнес Гуго. Она попробовала рассмеяться, но не могла.

– Мне хочется скорее хорошо узнать вас.

Он вдруг схватил ее за руку, как бы для того, чтобы попрощаться, и держал ее крепко. Она все еще не отвечала.

– Я буду ждать весь вечер, – сказал он, выпустив ее руку и взяв шляпу и палку. В дверях он обернулся. – Весь вечер – вы ведь не будете так жестоки, чтобы оставить меня одного в этом благоухании и лунном свете?

– Какая очаровательная фраза, и все-таки, несмотря на это, сомневаюсь, приду ли я.

Он на момент вернулся обратно.

– Слушайте, вы ведь не думаете серьезно, что я назойлив. Я не хочу этого, но что делать, когда вы сбиваете с ног человека.

Ее забавляли его слова. Они совершенно изменили ее мнение о нем. Она считала его обычным молодым человеком, для которого всякая красивая женщина – предмет игры. Внезапно серьезное выражение в его глазах открыло ей действительные чувства, которые скрываются за его молодечеством. Может быть, она только воображала так и обманывала себя?

«Все это глупо и смешно, – нетерпеливо говорила она себе, закурив папиросу после его ухода. – Целых десять лет ни одна жилка не дрогнула во мне, и вдруг появляется этот мальчик со своей непринужденной легкостью, заводит забавный флирт со мной – и мгновенно все проснулось во мне. О боже мой, я почувствовала бы себя совершенно павшей, если бы все это не было так бесконечно глупо. Мне скоро тридцать, ему с небольшим двадцать, и все-таки, несмотря на свой год путешествий, он так забавно молод в некоторых отношениях».

Она отдернула занавеску и посмотрела вниз на долину.

Что есть такого в прикосновении, что заставляет чувствовать его и думать о нем так много? Руки коснулись ее руки, и ощущение привлекательности передалось ее жилкам.

– О, этот солнечный свет, окружающее благоухание… Лучше мне написать Жану и завтра же уехать. Так спокойнее, – произнесла она вслух и сама удивилась, услышав свои слова.

Надежнее? Значит, она сама смотрит на свой отъезд как на бегство? От чего бежать? От самой себя, от этого юноши с приятным голосом и выражением мужественности?

Она начала письмо:

«Друг мой!»

Взгляд ее снова обратился к тому, что за окном. Что может человек сказать, когда его мозг совершенно не в состоянии родить самую простую мысль? Что погода прекрасна, что она чувствует себя хорошо и надеется, что он также?

Она чувствовала, что должна написать ему и сказать, что ей не хватает его. Милые письма, которые она получала, какими-то особыми путями очарования говорили ей об этом ежедневно. Может быть, уехать в Париж сегодня же вечером? Она еще могла успеть. Не будет ли это слишком поспешно?