«Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними», – говорит старая мудрость. В конце шестидесятых годов двадцатого века журнал с ярким названием «Жар-птица» исчерпал себя. Так бывает! Все земное рано или поздно заканчивается. Конечно, тема истории Руси конца не имела, и будут другие журналы – десятки, сотни! – и они найдут тысячи своих читателей. Но это будет потом, в иной форме и с другими людьми. С иными поколениями! А поколение старателей, переживших великий разлом, уходило со сцены. Искренний славист и влесовед, сердцем и душой преданный делу, не искавший земных наград и званий, но искавший славы своего народа Сергей Яковлевич Парамонов, которого мир запомнил под псевдонимом «Сергей Лесной», умер в 1968 году в Канберре, в Австралии. Там он и был похоронен. Через три года, 2 мая 1971-го, в городке Менло-Парк округа Сан-Матео, в Калифорнии, упокоится с миром еще один певец «Велесовой книги» белый генерал Александр Куренков. Он будет погребен на участке Союза Георгиевских кавалеров Сербского кладбища в Сан-Франциско. Свой архив он завещает Институту Гувера.

Но пока шел год 1970-й…

Таксомотор привез супругов Миролюбовых в порт Сан-Франциско. Юрий Петрович, которому исполнилось семьдесят восемь лет, опираясь на палку, тяжело вышел из машины. Он был стар и очень болен. Великим писателем, как надеялся, он не стал. В чисто литературной среде его толком даже и не заметили. Не признали за своего. Впрочем, творческие среды подобны клубку змей, и подчас лучше не попадать туда! Но в истории своего народа Юрий Петрович Миролюбов сыграл важнейшую роль и вписал свое имя золотыми буквами, чтобы остаться там навсегда. Он был подобен Колумбу! Открыл новый берег, едва коснулся благословенной земли и ушел в историю: «Продолжайте, потомки, великое дело!»

– Где наш пароход, милая? – спросил Юрий Петрович у жены.

Сотни пароходов и яхт рассыпались вдоль порта великого американского города.

– Кажется, вон тот наш! – Она указала кивком головы вперед. – Где погрузка идет!

– Где-где? – поморщился он.

– Да вон же, Юра!

Миролюбов закашлялся. Последние дни у него саднило легкие.

– Двухпалубный, чумазенький?..

– Отчего чумазенький? Торговый пароход, называется «Виза». Очень даже симпатичный…

Двухпалубный пароходишко с черной трубой как раз загружался товарами для Европы. Да, чумазенький пароходишко! Это был их чудесный лайнер, их белый лебедь, их птица странствий…

Галина Францевна, понимая, что, скорее всего, переживет своего горячо любимого мужа, не захотела оставаться одна в Америке и уговорила его плыть в Европу. Сразу после того, как последние средства на издание «Жар-птицы» иссякли. Все объяснялось так просто! Не потому, что журнал стал хуже! Умерли его подписчики, старые белогвардейцы, а их детям и тем более внукам, давно ставшим американцами, было не до России! Эта страна осталась сказочной Атлантидой, о которой рассказывали их деды, седоусые богатыри, не сумевшие выгнать нечисть из родного края. Сказка, мираж!.. Галине Францевне исполнилось только шестьдесят, и, к великому счастью, она была здорова. Сам Господь, нет в том сомнения, дал искреннему старателю Юрию Миролюбову в помощь эту удивительную женщину.

И уже скоро, как только поток товаров иссяк, с другими пассажирами супруги Миролюбовы поднимались по скрипучему трапу. За ними топали двое носильщиков-латиноамериканцев с чемоданами.

– Ничего, всего две недели плыть, – говорила Галина Францевна, – зато недорогие билеты.

Если говорить честно, ей очень хотелось домой! В Европу, в Брюссель! Там она влюбилась раз и навсегда в своего Юру, одинокого русского гения, в его талант, покорилась страстности его натуры, а вот Америка принесла им одни трудности, хлопоты, бои, хоть было тут и признание, и счастье тоже было…

Пароходик «Виза», чадя черным дымом, смело шел вперед. Пять дней назад, обогнув Мексиканское побережье, проскочив через Панамский канал, он вышел из Тихого океана и теперь шел по волнам Атлантики в сторону Европы.

Днями напролет они сидели в старых шезлонгах на том пятачке палубы, где ютились немногие пассажиры. Торговые суда частенько брали с собой таковых. Каюты на таких пароходиках были тесные, не сновали стюарды в белых костюмах, не разносили шампанское и прохладительные напитки, зато билеты стоили дешевле, а торговые пароходики подчас были еще шустрее пассажирских! Ведь они предназначались не для прогулок по морям по волнам, не для пустых развлечений, а для скорой доставки груза в порт назначения. Для скромных пассажиров сплошная выгода!

Часто Юрий Петрович, закутавшись в шарф, смотрел в даль, а Галина Францевна тихонько брала его за руку. Он совсем разболелся. Кашлял. Но торчать в каюте было куда хуже! Она, опытная медсестра, закутывала его и выводила принимать воздушные морские ванны. Так они и сидели часами. А над ними кричали чайки, сопровождая пароход, если где-то рядом была земля.

В тот день, 7 ноября 1970 года, Юрий Петрович Миролюбов, держа руку жены в своей, хрипловато сказал:

– Знаешь, Галочка, я ни о чем не жалею. Я все правильно сделал в свой жизни. Не переписал бы ни единой строчки!

– Я знаю, Юрочка, – кивнула его жена.

– И я так счастлив, что ты была и есть у меня, и что была моя книга… моя Жар-птица!

О да! Его жена даже улыбнулась. Однажды он выпустил ее из клетки, и теперь эту птицу было не унять!..

– Схожу приготовлю для тебя отвар, – сказала Галина Францевна, – не скучай без меня, – легонько похлопала его по руке и ушла.

Она вернулась через полчаса с большой кружкой, от которой шел пар.

– А как чайки кричат, Юра! – счастливо сказала она. – Говорят, рядом Азорские острова! Через несколько дней будем в Европе, Юрочка!

Она поставила кружку на столик, села в кресло и взяла своего Юру за руку. Но в этой руке жизни больше не было. Только тут, с замершим сердцем, она увидела, что трость ее мужа лежит у ног, что голова его опустилась на грудь, на широкую змею вязаного шарфа, и газета, которую он читал недавно, полощет у парапета на корме ветер…

Юрия Петровича Миролюбова больше с ней не было. Дивная и благодарная Жар-птица унесла его с собой навсегда…

В России шел седьмой год перестройки. Страну вовсю лихорадило. Перемены, как жернова, перемалывали все старое. В Москве, в популярном журнале «История и наука», готовили к выпуску очередной номер. Редактор Семен Семенович Холодков, представительный, упитанный, торопил начальников отделов. Опаздывали! Сам пошел по кабинетам. В отделе «Наука и религия» он столбом встал перед столом нового корреспондента, которого усадили в дальний угол.

– Это что такое? – спросил редактор у начальника отдела, сидевшего у окна и лупившего по клавишам машинки.

– А что такое? – Тот поднял голову и посмотрел через толстые линзы очков на редактора.

– Я вот про этот кошмар на стене. Калейдоскоп, понимаешь! Что это за галерея?