Редакция «Русской жизни» оказалась еще хуже музея. Вот где кипела жизнь на чистом энтузиазме!

– Скуповато, конечно, но мы выживаем, – сказал работник редакции – пожилой белогвардеец. – В каком полку служили?

Миролюбов ответил. Пожилой белогвардеец заговорил о былом… Слушая его, Миролюбов ходил от одной фотографии к другой, и тоска цепко заполняла собой сердце. Становилось понятно, почему во всей Калифорнии не нашлось другого редактора возглавить монархический листок «Русская жизнь»! Все было ясно как белый день. Обиделся ли Миролюбов на того же Куренкова и Чиркова за этот вызов? Нет! Расскажи они ему – не поехал бы он за океан! Но ведь раз позвали и не сказали всего, значит, и впрямь хотели видеть именно его на этом месте. На него, Юрия Петровича Миролюбова, только и надеялись!

Но разве монархическая газета была для него, Юрия Миролюбова? Он и не был толком монархистом! Скорее, предпочел бы буржуазную республику! Только истинный почитатель семьи Романовых мог, голодая, петь гимны ушедшему навсегда феодальному строю! В этой области он, Миролюбов, энтузиастом не был! И потом, его интересовала история Руси с ее древнейших времен, а не история Гражданской войны, ее побед и поражений. И краха Белого движения…

– Лиха беда начало! – смело сказал Куренков. – Прорветесь!

Но уже скоро Миролюбову пришлось вежливо отказаться и от музейной деятельности, и от должности редактора «Русский жизни» и остановиться на корреспондентской деятельности в «Жар-птице». Но и тут денег, увы, не предвиделось.

– Я вам вот что скажу, Юрий Петрович, – в один из первых же дней, закурив дешевую папиросу, сказал Лаврентьев. – Вы не в райские кущи приехали! Честно слово. (Чиркова не было, и он мог пооткровенничать.) Тут вы не разбогатеете. У нас знаете как? Одно колесо из гати вытянем, а другое уже, глядишь, и там. Зарплаты как таковой у нас нет. Все на энтузиазме и любви к матушке-России. Белая гвардия наша бедна. И стара уже! Всякий хочет бесплатно газету получить. За былые заслуги! – Папироса его истлела, и он шумно полез в ящик за портсигаром и спичками. – Что ж, поглядим, может быть, с вашим приходом и пойдут наши дела?..

– Я буду работать, – сказала дома мужу отважная Галина Францевна.

И вскоре устроилась медсестрой в госпиталь. А Юрия Петровича Миролюбова, как назло, разбил артрит. Возможно, сказалась резкая перемена климата. Ему оставалось лежать дома и страдать от мысли, что он увлек жену в эту авантюру, молиться и ждать, когда он сможет встать и заняться делом.

Но когда он встал, дела действительно пошли.

– Если поднимете журнал, – честно сказал ему Николай Сергеевич Чирков, – я вам отдам должность редактора. Устал я за эти годы! В гору устал карабкаться!

И Юрий Петрович Миролюбов согласился на свой страх и риск. Он вложил в «Жар-птицу» последние деньги, оставшиеся от наследства Изенбека, и перевел журнал на типографский способ печати. Увидев нового лидера, ободрились и штатные работники.

Как-то осенью они шли мимо залива Сан-Франциско с Куренковым и его старым знакомцем, киевским священником отцом Сергием, могучим богатырем, тоже бежавшим от большевиков и жившим в Калифорнии. В рясе до пят и клобуке, с золотым крестом на груди, он шагал между двумя учеными мужами. Солнце уже садилось на западе, тонуло в Тихом океане. Одинокий остров Алькатрас чернел над алой в закатном сиянии гладью Калифорнийской бухты.

– Вот вы пытаетесь перекроить русскую историю, – заговорил отец Сергий. – А надо ли? Что вы хотите получить в конце концов, Юрий Петрович? В сухом остатке?

– А чего хочет любой ученый? Найти истину, конечно. Собственно, вам что не нравится в моих поисках, батюшка? – вежливо спросил Юрий Петрович.

– Сотни лет русский человек знал, что именно христианство принесло ему грамоту. Не было бы слова Христа, которое донесли Кирилл и Мефодий через созданную ими азбуку, остался бы русский человек жить, как зверь, как тварь бессловесная. И не проведал бы о спасении души!

– А вы сами верите этому? – спросил Юрий Петрович у священника. – Что до Кирилла и Мефодия русский человек жил, как зверь…

– Нестор написал: в землянках жили! То же, что в норах!

– И молились деревянным идолам, конечно?

– А кому же еще? – грудным голосом вопросил отец Сергий. – Им, поганым!

– В том-то все и дело, батюшка, что Нестор не знал русской истории и не желал ее знать!

– Как же это не знал?! – возмутился священник – его аж захлестнуло волной негодования. – Да ведь он и есть первый русский историк!

Александр Куренков шел молча и загадочно улыбался. Он и прежде спорил со своим матерым соотечественником, духовным отцом.

– Забыли добавить, батюшка: историк двухсот лет! – тоже повысил тон Юрий Петрович Миролюбов. – Нестор жил в одиннадцатом веке, а описание свое начал с девятого. Иного времени потому что не знал! И еще забыли добавить: первый историк христианской церкви! Для него все, что было до того, – это погано! Лютая нетерпимость ко всему, что было до крещения, – вот каким было оружие первых священников на Руси. Что поделаешь, любая религия пытается сломить и уничтожить все, что так или иначе ей противоречит! Но времена, слава Богу, изменились. Неужто вы призываете культурных людей двадцатого века отказаться от прошлого? Даже не стремиться познать его? Да как же так, батюшка? – Миролюбов покачал головой. – Но хотите грекам посоветовать, чтобы они от Геродота отказались! Он ведь до Христа был! В шею его за это! Что ж за варварство такое?

Улыбка то и дело оживляла лицо Александра Куренкова; он кивал, слушая Миролюбова.

– Вы рассуждаете как большо-о-о-й любитель языческого свободомыслия! – потряс пальцем богатырь-священник.

– И зря вы меня в язычники пишите! – воскликнул Миролюбов. – Очень зря! Не язычник я! Христианин. Но я не фанатик. И хочу обогатить свою историю, а не оскопить ее, как это сделал Нестор! И чему вы ищите оправдание и даже в заслугу возводите! Еще в прошлом веке многие деятели науки и культуры поняли, что тысячелетиями существовала мудрая ведическая цивилизация. Ее создали очень далекие наши предки! Они жили на севере континента. Потом, с похолоданием, начались миграции в теплые края, и цивилизация прошла весь Евразийский континент и осела в Индии. Эта цивилизация жила по законам, которые ей дал Господь задолго до христианства! И на тот момент эти законы были наиболее правильны! Это потом для переустройства мира понадобилась величайшая жертва: жизнь Сына Человеческого. От ведического мира нам, европейцам, – и славянам, и скандинавам, и германцам, – досталась руническая грамота. Следы ее повсюду в Европе! Она и разная, и во многом схожая! Именно славянскую рунику и преобразовали в русскую грамоту Кирилл и Мефодий! Вот как все было! Адаптировали ее для народа нашего! Ее и получили и болгары, и Киевская Русь! Только в улучшенном, демократическом виде! Вот что я думаю, батюшка!

– Браво, Юрий Петрович! – захлопал в ладоши Александр Куренков. – Брависсимо!