Потому что Дэмис запомнил мои слова и нашёл, не удивлюсь, если специально, мокрого брошенного пса, и себе он его взял тоже специально.

И ко мне привёл, без слов говоря, что он и меня не бросит, если я останусь одна.

И с одной стороны это было немного обидно и болезненно для остатков моей гордости, но о какой гордости вообще может идти речь?

А с другой стороны мне было просто приятно. До слёз. До тех самых, которые вновь навернулись на и так уже болящие глаза.

— Снова будешь заливать его слезами или дашь уже псу нормально высохнуть? — Заворчал Дэмис, когда я более-менее смогла прийти в чувство.

Громко некультурно шмыгнув носом, я с некоторым удивлением поняла, что сам раэр Йэхар уже какое-то время сидит на полу напротив меня, уткнувшись затылком в стену и устроив локоть на согнутом колене, а вторую ногу вытянув так, что, если бы я тоже вытянула свои, то мы обязательно прикоснулись бы друг к другу.

И в палате, в которой точно было холодно все эти дни, так приятно тепло и пахнет чем-то хвойным.

И свет — не «живой» от свечей, а тёплый, приглушённый, стабильный, какой бывает от магических световых лент.

А ещё на полу сидеть не твёрдо и холодно, а мягко и приятно, потому что там, под нами с моим новым другом, пушистый узорчатый плед.

Я снова громко шмыгнула носом.

Мне хотелось спросить о так многом, хотелось узнать, что произошло и где он пропадал столько времени, и почему не приходил, и почему…

— Как прошёл твой день? — Спросила вместо всего этого, задвигая все остальные вопросы куда подальше.

Дэмис вздохнул, словно вспомнил о чём-то не самом приятном, но уже прошедшем, помолчал какое-то время, раздумывая, рассказывать или нет, а потом негромко заговорил.

Рассказал о том, что последний месяц у него паршивый, мягко говоря.

О том, что в последние две недели даже поспать толком не получается, потому что нет времени — всё отнимает работа.

О том, что Лиззи с Оркоми закончили с обязательными традициями и теперь могут пожениться, чему оказались совсем не рады некоторые из многочисленных врагов правителя, и теперь Дэмису приходилось оперативно разбираться со всем этим.

О том, как он просто чуть не сдох, увидев меня, без сознания и со стрелой в груди.

К этой опасной напряжённой теме мы подошли почти час спустя.

Я опиралась спиной о бортик кровати, Дэмис по-прежнему сидел, привалившись спиной к стене, только теперь наши ноги были вытянуты, а ступни без обуви прикасались друг к другу при малейшем наклоне, чем мы и развлекались за тихими разговорами.

Мой одинокий пёс к этому моменту успел обсохнуть и успокоиться, и теперь лежал рядом с закрытыми глазами, устроив тяжёлую голову и правую переднюю лапу на моих коленях.

— Я должна была это сделать, — я не оправдывалась, я говорила то, во что действительно верила — и тогда, и сейчас. — Лиз моя работа, она смысл моей жизни. Нет, не так: смысл моего существования в том, чтобы отдать за неё жизнь.

Дэмис не злился и даже не осуждал, он просто чуть качнул головой, говоря, что понимает меня, и с усталостью в спокойном голосе сказал:

— Ты отдала за неё жизнь.

Медленно его слова в моей голове переменились в иную фразу с тем же смыслом: «Ты умерла за неё».

По сути, долг выполнен… и это жутко настолько, что у меня дёрнулись ноги, вынуждая бездомного бродягу приоткрыть один глаз и взглянуть на меня.

Я тут же протянула руку и погладила его по грубой шёрстке на голове между ушей, извиняясь.

— Учти, я согласен оставить его у себя лишь до тех пор, пока ты не встанешь на ноги и не заберёшь его себе. — Очень серьёзно, вообще без шуток предупредил Дэмис.

Я заберу. Брошенкам нужно держаться вместе.

— У него есть имя? — Прошептала я, продолжая осторожно поглаживать собаку по голове.

Я была благодарна Дэмису за то, что сменил тему нашего разговора. Мне не хотелось говорить о грустном, не хотелось говорить о том, что… что я…

Я же не могла умереть, правда?

Отравленная, пропитанная магией стрела, которая и без всего этого «весёлого» набора вполне себе могла убить, пробив грудь, но… я не могла умереть.

Это неправильно. Странно. Так не должно быть.

Если я умерла, то сейчас меня не должно быть здесь.

Может быть, я действительно умерла? А всё это — лучшая жизнь. Следующая ступенька на этой длинной лестнице к чему-то большому и светлому.

Всё же не заканчивается смертью?

Всё просто не может оборваться в один миг.

— Я думаю, он нуждается в новом, — рассудил Дэмис.

Мой неожиданный друг, словно поняв, что мы говорим о нём, пошевелился и взглянул на меня уже двумя открытыми глазами, как будто… ожидая чего-то.

— И как же мы тебя назовём, бродяга? — Грустно спросила я у него.

Замерла, медленно осознавая.

Прокрутила свою последнюю фразу в голове ещё раз, и ещё раз.

И поняла, что, кажется…

— Бродяга, да? — Слабая улыбка и прикосновение подушечкой указательного пальца к мокрому неровному носу.

— Пф! — Выразил всё своё презрительное отношение пёс и вернулся к прерванному занятию — сну на моих коленях.

— Бродяга, — повторил, пробуя имя на вкус, Дэмис.

— Тебе тоже не нравится? — Догадалась я по его чуть скривленному лицу.

Йэхар тут же постарался сделать вид, что глубоко задумчив, даже покивал, а в итоге сдался и признался:

— Не очень. Но это теперь твоя головная боль, так что не мне ей имена выбирать.

— Никакая это не головная боль, — но я не обиделась, мой Бродяга тоже ничуть.

В конце концов, он здесь только благодаря Дэмису.

Как и я.

Не думаю, что у нас есть право обижаться на него. Зато у него совершенно точно есть дозволение едко шутить, чем он и занимался последующие полчаса за бессмысленными разговорами, пока к нам почти с боем не пробился тот самый суровый высокий худой лекарь.

Ох, ну и орал же он…

И на меня, которая нарушила все запреты и «безголово» вылезла из постели.

На Бродягу, которому тут вообще никак нельзя быть.

На Дэмиса, всё это безобразие устроившего.

Но раэр Йэхар не обиделся и не разозлился, хоть какая-то часть меня напряглась в ожидании именно этого.

Главнокомандующий просто рывком поднялся и смиренно сказал:

— Он прав.

Не знаю, кто из нас троих — я, Бродяга или лекарь — удивился больше.