высоты, не имеют более места, чтобы возвыситься более. И наша грусть не сможет быть большей, дабы нам всем выпала ее доля, нежели [когда] умрет кто-то из подобных [нам] людей [наших товарищей], при кончине коего не будет никого, сколь бы малого звания он ни был, кто с основанием бы не выказал скорби. И утрата его, говоря непосредственно о нас, не приносит урона иного, кроме лишь одного тоскливого воспоминания, что влечет для нас его отсутствие по причине его кончины. Что же касается того, чтобы просить Бога за нас, истинно есть то, что ни один человек в сей жизни, сколь бы добродетелен он ни был, не есть столь достоин того, чтобы быть услышанным, живя в сем мире, сколь после того, как его удаляют из сей презренной обители, коя есть плоть, чьи вожделения постоянно понуждают нас ко греху. И мы разумеем так, что нашему Господу Богу, что желал с большею чистотой выслушивать ее [Королевы] молитвы, угодно было забрать ее от нас, дабы, будучи выпущена из сей телесной тюрьмы, душа ее могла бы более свободно созерцать божественное величие, стараясь ради нашей победы. И дабы нам твердо в то уверовать, вызовем пред очами нашими чудесные вещи, что случились с нею накануне ее смерти, чрез кои воистину знаем, что душа ее пребывает в блаженном покое.

— Посему, по всем сим причинам, я постановляю, с милостью Господа Бога, все же продолжать свое намерение ради Его службы, ибо иным образом не представляется мне, что я исполню то, что должен.

Граф Барселуш, что там находился, уже говорил с Королем относительно того, советуя ему, чтобы он все же продолжал следовать своей цели, и так же он сделал в тот час, что весьма помогло намерению Инфантов; подобным же образом поступил и Гомиш Мартинш ди Лемуш, что был человеком великого благоразумия, вследствие чего Король придавал много веса его советам.

ГЛАВА XLIX.

О том, как Инфанты возвратились в Рештелу, и о ходе, что они дали всем вещам, относящимся к их путешествию

Когда Инфанты сполна ощутили волю своего отца, то обрели великое утешение для своей прежней печали, и посему сказали, что весьма почитали за милость подобное его решение.

— Что же будет теперь, сеньор, — сказали трое других [членов совета], там бывших, — ведь у вас не все еще завершено, поскольку одно из величайших сомнений, что мы таким вот образом нашли, есть то, что расстройство (desconcerto), произошедшее во флоте по причине смерти Королевы, не может быть устранено столь скоро, чтобы для того не потребовалось выждать по меньшей мере один месяц.

— Ваш же флот, — сказал Король, обращаясь к Инфанту Дону Энрики, — расстроен таким образом, что ему потребуется это время, дабы вновь быть приведенным в готовность.

— Расстройство, в коем он пребывает, сеньор, [на самом деле] таково, — сказал Инфант, — что вы могли бы хоть сей же час разместиться на нем и отправиться, когда пожелаете, ибо величайшею задержкой, какая возникнет, будет поднятие якорей и развертывание парусов.

— Что ж, коли так, — сказал Король, — всей моей задержки будет с этого времени и до среды, а уж затем поспевайте за мной, кто сможет. Вы же, мои сыновья, возвращайтесь сей же час к своему флоту [каждый], и прикажите дать всему такой ход (aviamento), чтобы в среду, с Божьею волей, мы могли бы отбыть. И поскольку ратное дело не нуждается ни в печали, ни в слезах, ни в траурных одеждах, но, напротив, требует, чтобы рыцари украшали себя лучшими вещами, какие у них есть, дабы вид их радовал им сердца, — что, как пишут, делали Римляне, — то посему снимайте сей же час ваш траур и одевайтесь так, как имели обыкновение ранее — и даже лучше; и равным образом дайте указание (dai aviamento) всем прочим, чтобы и они поступили так же; и, с милостью Божьей, мы изберем иное время, когда с большим основанием можно будет содеять наш траур.

Инфанты тотчас отбыли в направлении флота, и Инфант Дон Энрики пригласил своих братьев отужинать вместе с ним на его галере. И как только они оказались там, немедленно доставили платья остальным Инфантам, и сам он оделся тем же образом, и приказал украсить вымпелами (apendoar) всю свою галеру, и сказал трубачам, чтобы они поместились на самой большой высоте и произвели бы своими инструментами все знаки радости, какие только смогут.

И поскольку было воскресенье, и люди по причине зноя занимались тем, что играли и отдыхали на своих кораблях, — ибо в наибольшей мере, в какой могли, избегали города по причине великой чумы, там ходившей, — то, услыхав звук труб — на что в то время они имели мало надежды, — они оказались промеж себя весьма изумлены; однако же подумали, что Инфантов там не было, и что по этой-то причине те их трубачи при малом благоразумии и возымели ту дерзость.

И некоторые из тех капитанов, что там были, пожелали послать потребовать у них, дабы они замолчали; но когда свои же сказали им, что галера была вся украшена вымпелами и что помимо звука труб они слышали на ней шалмеи (charamelas) [276] и иные инструменты, то они воистину поверили, что все было сделано ради [некой] иной цели; и поскорее велели приготовить свои шлюпки, дабы узнать доподлинно, что бы то могли быть за новости.

Те же [моряки], что остановились в деревнях либо бродили, отдыхая, вдоль того побережья, весьма скоро (muito asinha) прибыли на тот речной берег [277], дабы удостовериться насчет того, что бы то могло быть; и в краткое время столько шлюпок собралось вокруг галеры Инфанта, что хотели уже разыграть в кулачном бою, кто сможет первым забраться на борт. После же того, как узнали суть дела, много поспешности было вложено ими в то, чтобы вновь оснастить свои корабли тем же образом, каким была оснащена та галера.

Поистине прекрасною вещью было видеть флот, что еще утром казался лесом, утратившим листву и плоды, но в столь краткое время вновь стал напоминать такой прекрасный фруктовый сад, где было столько зеленых листьев и цветов многих окрасок — ибо столь разнообразных видов были вымпелы, — и где пели многочисленные сладкоголосые птицы, ибо инструментов было немало, ведь на каждом корабле их находилось разнообразие видов, каковые весь тот день не переставали