экономистом совхоза, с председателем профкома, с ведущими специалистами, с рядовыми рабочими, с ветеранами села. Впечатлений было много и самых разных, порой напрочь исключающих друг друга. Уже не помню всех деталей собранной мною информации об этом руководителе и человеке, давно заблокировалось памятью и содержание написанного мною материала. Но хорошо помню, что почти всю эту информацию я критически осмыслил и добросовестно переложил на бумагу. И до сих пор не забылся тот удивительный эффект, который произвела на читателей нашей газеты публикация этих пяти подвалов под одной рубрикой «Письма из Иннокентьевки», напечатанных друг за другом в пяти номерах. В редакцию зачастили одобрительные звонки, в том числе и из самого этого совхоза, об этом же говорили многочисленные гости редакции, наши лесозаводские собкоры краевых СМИ Пётр Рубан и Леонид Кишиневский. Правда, эти опытные ребята всё же сомневались, что эта акция газеты навряд ли для нас закончится добром. И как в воду глядели. Но это случилось уже после Нового года, а в декабре 1964 у редактора от гордости была грудь колесом, да и почти все работники редакции, казалось, были окрылены нашим успехом. А директор совхоза имени Дзержинского Яшкин, поля которого расположены прямо за городской околицей Лесозаводска, наш частый автор и давний друг газеты, даже выразил шутливое заочное сочувствие своему коллеге из Иннокентьевки, позвонив редактору газеты.

К сожалению, ни одного из этих «Писем» или хотя бы рукописных оригиналов, у меня не сохранилось в архивных папках. А то бы я смог наглядно проиллюстрировать весь публицистический жар их содержания, рождённый истинным вдохновением начинающего журналиста. Кстати, к тому времени у меня уже не было рукописных материалов. Так, если я писал дома, то непосредственно на своей собственной портативной машинке «Москва-6», а в редакции я нечаянно обнаружил старенькую немецкую портативную пишущую машинку "Reinmetall", оказавшуюся бесхозной, и она тут же перекочевала из кладовки на мой редакционный стол, поскольку из всех редакционных работников той поры только я мог писать свои материалы сразу на машинке.

Однако среди своих архивных бумаг и газетных вырезок я совсем недавно обнаружил другой материал, который вместе с «Письмами» привёз из Иннокентьевки именно в то ноябрьское предзимье. Но этот материал был совсем иного плана и носил, скорее всего, ностальгический характер. Я уже писал где-то выше о своих первых педагогических шагах в школе этого села, когда назначил старостой своего подшефного пятого класса второгодника-переростка, самого неуспевающего и недисциплинированного и какой эффект из этого получился. Когда я рассказывал об этом случае, то уже забыл, кто же меня надоумил сделать именно так. И даже, грешным делом, подумал, что это была моя собственная идея, навеянная, скорее всего, прочитанной ещё в школьные годы «Педагогической поэмой» знаменитого в те годы педагога и писателя Макаренко. А перечитав этот давнишний свой материал, напечатанный 13 января 1965 года на второй странице газеты «Знамя труда», понял, что это могли сделать только два учителя этой школы того времени: или бывший фронтовик Владимир Калинович Нижник, или завуч Прасковья Денисовна Прохоренко. Заодно вспомнил и их имена, и фамилии. Остаётся ещё раз признаться, как ненадёжна наша собственная память и как непростительна наша забывчивость или просто лень в сохранении домашних архивов. Вот этот материал из далёкого прошлого:

«ИЩИ ПУТЬ К СЕРДЦУ КАЖДОГО

Красиво село Иннокентьевка в зимнем убранстве. Покрытое пушистым белым одеялом, оно, казалось, дремлет на пологих склонах сопок. В утренней морозной дымке как сказочные изваяния застыли деревья, и ветви их щетинятся серебряной бахромой инея. Над печными трубами вьётся лёгкий сизый дымок. Тишина…

Но ещё не успеет зимнее солнце протереть заспанные глаза, а уже то там, то здесь хлопают двери, скрипят калитки. Будущие хозяева этого села шумливыми стайками бегут в новую школу – стройное двухэтажное здание, стоящее на "семи ветрах" – на самом высоком месте в Иннокентьевке. Задиристые мальчишки и шустрые девчонки на бегу бросают друг в друга горсти сухого снега, и он рассыпается на лету облачками, искрящимися в лучах восходящего солнца. Смех, звонкие ребячьи возгласы колеблют утреннюю морозную тишину.

Она идет, не спеша, сельской улицей посреди этой весёлой суматохи. В руках – стопка тетрадей. Из толпы детворы подбегают девочки.

– Здравствуйте, Прасковья Денисовна! Давайте, мы вам поможем…

И они идут рядом. Ребята, заметив учительницу, вежливо здороваются. Прасковья Денисовна приветливо отвечает и тут же кое-кому из особенно расшалившихся ребят делает строгое замечание. Но ребячьи лица светлеют улыбками, задорно блестят глазёнки, потому что в глазах самой учительницы пляшут весёлые искорки. Сотни мальчишек и девчонок в Иннокентьевской школе, сотни разных характеров. Но все они одинаково любят и уважают завуча школы Прасковью Денисовну Прохоренко. Однако эту всеобщую любовь и уважение завоевать было нелегко. В учительской практике Прасковьи Денисовны был один случай, запомнившийся ей на всю жизнь. О нём она иногда рассказывает молодым учителям. Приходилось и мне слышать этот рассказ однажды, и, когда мы недавно встретились с Прасковьей Денисовной опять, я попросил повторить его снова. Приведу эту небольшую поучительную историю полностью.

…Одиннадцать лет назад молодая учительница впервые вошла в класс. Коллеги предупреждали, что в этом классе много переростков, что народ в нём самый отчаянный, самый недисциплинированный. В первые же дни Прасковье Денисовне пришлось самой убедиться, что они недалеки от истины. Пятый класс встретил новенькую учительницу русского языка насторожённо, но через несколько дней ребята снова стали "самими собой" – перестали обращать внимание на замечания учительницы, шалили, не слушали объясняемый материал. Порой урок превращался в шумное собрание, на котором хозяевами положения были ребята.

В пору было прийти в отчаяние. Учительница кричала на нарушителей дисциплины, выводила из класса, но ничего не помогало. А однажды после очередного такого урока она пришла в учительскую, села за стол и заплакала.

– Не могу я… Не получится из меня учителя…

Узнав в чём дело, старейший учитель школы Владимир Калинович Нижник посоветовал:

– А вы, Прасковья Денисовна, попробуйте к ребятам с лаской подойти. Потом увидите, что из этого получится. Ищите ключ к сердцу каждого…

…Прасковья Денисовна обратила внимание на Толю Г. Третий год в одном классе, всех старше, самый рослый, он был главным дирижёром ребячьих забав на уроках и переменах. Посадила на первую парту, стала внимательнее приглядываться к парнишке. И открыла странное несоответствие: смышленый, энергичный мальчик учился чуть ли не хуже всех в классе. Осторожно искала учительница ключ к сердцу мальчика, но он по-прежнему держался насторожённо, по-прежнему с невозмутимой миной на ребячьем лице будоражил класс неожиданными выходками.

Сходила к нему домой и узнала, что отец у него неродной, живут трудно, и ни у матери,