Огонь в камине ярко вспыхнул, я вздрогнула и недоверчиворассмеялась.

— Не говорите чепухи, Херри!

— Но вы же сами видите…

— Я вижу несколько профессионально сделанныхфотографий. Возможно, это просто монтаж… Херри-бой протестующе поднял руки.

— Честное слово, я просто фиксировал картину на пленку.В течение последних десяти лет… А семь лет назад начались все эти изменения…

Черт возьми, кто-то из нас двоих все-таки должен мыслитьздраво!.. Подумав несколько секунд, я взяла функции здравомыслящего человека насебя.

— Как вам вообще пришла в голову мысль с такой завиднойпериодичностью фотографировать картину, Херри?

Передо мной замелькали шерстяные темно-красные носки: Херрипрошелся по комнате, вытащил из пузатого резного шкафчика распечатанную бутылкубренди и плеснул его в стаканы. Это было именно то, чего мне не хватало:невозможно слушать бредни Херри-боя на трезвую голову. Я махнула янтарное пойлоне глядя, но сам Херри пить не стал. Он зажал стакан в пальцах.

— Вы должны знать, Катрин… Вы же занимаетесь галереями.А ваш charming friend Bullfinch реставратор, ведь так?

— Допустим.

— Картину необходимо периодически фотографировать, тем болеетакую старую, необходимо следить за ее красочным слоем… Делать анализы,корректировать температурный режим… Это элементарные правила, Катрин.

Так вот, в какой-то момент я просто сравнил изображения. Иувидел то, что видите сейчас вы. Все последующие годы я фотографировализображение целенаправленно. Я видел, как она меняется.

— Да. Меняется, — я снова уставилась в снимки.

— Единственное, что. я могу делать сейчас, — этоконстатировать изменения. Больше от меня ничего не зависит, — Херри-бойвыпил бренди крупными дрожащими глотками и снова наполнил стакан. — Ещебренди, Катрин?

— Конечно.

— Сейчас я исполняю роль привратника, апостола Петра сключами. Но только не от рая… Вы понимаете меня, Катрин? — В глазахХерри-боя мелькнули искорки тщательно скрываемого сумасшествия, и я невольноотодвинулась.

— Вы скорее повивальная бабка, — я постучаласогнутым пальцем по изображению Зверя, но Херри-бой не оценил моего юмора.

— Не нужно так шутить, Катрин… Что вы знаете обАпокалипсисе?

— Ничего. Я ведь атеистка, я говорила вам, Херри.

Отставив свой стакан, Херри на коленях подполз к папке ивытащил очередную порцию фотографий. На снимках был зафиксирован совсем другойфрагмент картины.

— Если верить Откровению Иоанна, Зверь появляется неодин, — Херри-бой ткнул пальцем в фотографию фрагмента. — Этот снимок— последний по времени. Я сделал его совсем недавно, уже после возвращения изРоссии…

Первого или второго возвращения? — едва не вырвалось уменя, но я вовремя сдержалась.

— Смотрите, Катрин. Вот тот, кто низвергает огонь снебес и “обольщает живущих на земле” поклоняться Первому Зверю. Так сказано вКниге откровений…

…Чудовище было отталкивающим: чешуйчатое тело, когтистыелапы льва, источенная язвами морда, острые и искривленные, как турецкиеятаганы, рога. От монстра исходил ослепительный свет; его направленные лучипадали на головы грешников.

— А теперь два предыдущих, — Херри подсунул мнееще два снимка. — Та же деталь картины.

Теперь я воочию видела эволюцию Второго Зверя, егопревращение из агнца в монстра. На ранних по времени снимках свет, идущий отнего, был мягким и ласкающим, он вползал в нестойкие сердца и обволакивал их.

— Это мистификация. Фотомонтаж. Я не верю вам, Херри.

Он схватил меня за руки и прижался к ним горячим лбом.

— Я бы тоже хотел не верить… Как бы я хотел не верить,Катрин…

Расшвыряв снимки по углам комнаты, Херри-бой снова ринулся кстеллажам и вытащил с самой нижней полки огромную деревянную шкатулку, большесмахивающую на ларец. Оттуда с величайшими предосторожностями была извлечена книга— настоящий фолиант в обгоревшем сафьяновом переплете. Под обложкой хранилосьвсего лишь несколько страниц, большей части книги не существовало. Аккуратноперевернув некоторые из них, Херри-бой нашел то место, которое искал.

— Это хроники жизни Лукаса ван Остреа, жизнеописаниехудожника, оставленное его учеником Юстом Левеном. К сожалению, большая частьхроник не сохранилась: сама рукопись сгорела еще в семнадцатом веке. Почемуостались именно эти листы — неизвестно…

— Провидение.

— Неизвестно, — еще раз с нажимом повторилХерри-бой. — Но что здесь есть, не относится к последнему периодутворчества… Скорее здесь все, кроме этого последнего периода, — тогда ещеу Лукаса были ученики, тогда еще он не придумал свой удивительный составкрасок, рецепт которого утерян теперь безвозвратно. Левей сопровождал Устрицу вАнтверпене и Брюгге, и в нескольких других небольших городах. Там, где Лукасполучал заказы. Левей покинул его перед тем как Устрица получил заказ нагрупповой портрет Корпорации стрелков в Мертвом городе. Можно сказать, Юстбежал от него. Юст не говорит об этом прямо, но это можно прочесть и междустрок…

— Интересно, что они не поделили?

— Судя по тому, как это изложено у Левена, — вкакой-то момент подмастерье стал смертельно бояться мастера. Вот этоместо, — Херри поправил очки и без всякого выражения прочел:

— “Я не могу постичь то зло, которое он несет заплечами… Я даже не могу назвать это злом. Скорее это Знание о Зле…”

— Это настолько же туманно, насколько лишеносмысла, — сказала я. — У каждого человека существует свое Знание оЗле. Разве я не права, Херри? “Знание о Зле” можно заменить массой других слов.Например, интуиция, чем не синоним?..

Херри вздрогнул и едва не уронил книгу.

— Почему?.. Почему вы произнесли это слово, Катрин?

— Хорошо, если оно вам так активно не нравится, могуподобрать другие: любовь, ненависть, красота, уродство. Смотря что вывкладываете в понятие “зло”.

— Нет, — заупрямился Херри-бой. — Первой вывсе-таки назвали интуицию.

— Ну и что?

— То, что у Лукаса Устрицы была нечеловеческаяинтуиция… Вы ведь знаете, Катрин, голландцы всегда сражались с морем.Нидерланды и есть “низинные земли”. В тринадцатом, четырнадцатом и последующихвеках нашу страну преследовали наводнения. Масса жертв, гигантские усилия, чтобыпротивостоять им. Последнее, самое крупное, было в 1953 году. Тогда дельтаРейна, Мааса и Шельды оказалась затопленной, погибло больше 1800 человек. И это1953 год, учтите…

— Но какое отношение имеет к этому Устрица?

— Простите, я отвлекся. Пятнадцатый век, сплошныенаводнения, жертвы, разрушенные города. Но Лукас Устрица ни разу не попался. Онуходил из города, а следом за ним устремлялась вода. Так считает Юст Левен, таксчитали те, кто после смерти Лукаса пытался преследовать его картины.