— Отпустить! — Ору я.

На костяшках моих пальцев кровь Яна. Коренев дергает плечами, сбрасывая с себя их руки, и направляется ко мне. Его лицо пылает от ярости.

— Успокойся! — Прошу я, вытягивая перед собой руки. — Успокойся, Ян!

Он дышит, как загнанный зверь. Я замечаю панику в ее взгляде.

— Я тоже ищу ее. Постой, давай поговорим!

— А тебе какого черта от нее надо?! — Рявкает Псих, подходя ко мне близко и почти упираясь лбом в мой лоб, точно бык.

— Марта — моя девушка.

Он не то, чтобы отшатывается, но отходит назад как минимум на шаг и смотрит на меня, как на мерзкого червя.

— Твоя? Не смеши.

— Да. — Киваю. — Если ты что-то знаешь о том, куда она делась, ты должен мне сказать.

— Тебе? — Морщится он. — Да пошел ты!

Псих стирает с щеки кровь, разворачивается и идет к двери. Растерянные охранники расступаются, чтобы пропустить его.

— Я люблю ее. — Говорю я.

И эти слова заставляют Яна обернуться. Парень сдвигает брови к переносице и смотрит на меня так, будто не узнает.

— Она тебе не пара… — Качает он головой.

— Что ты знаешь о ней? — Я подхожу к нему ближе. Я готов умолять. — Расскажи мне все, что знаешь. Я чувствую, что она в опасности. Мне нужно знать! Пожалуйста… — Кладу ладонь на его плечо.

Пару секунд Коренев косится на мою руку, затем переводит взгляд на мое лицо:

— Ты знаешь, где она живет?

— Да.

— Идем.

Я беру ключи от байка, и мы выходим на улицу. На ночной летний город наконец-то опустилась прохлада. В воздухе неуловимо пахнет приближающимся дождем.

Ян спускается по ступеням, и когда дверь в клуб закрывается, поворачивается ко мне.

— Вот. — Он раскрывает кулак. На ладони лежит ключ. — Знаешь, что это?

Я подцепляю его дрожащими пальцами.

— Это от ее Honda.

— Вот именно. — Быстро выдыхает Коренев и смотрит на меня. — Я приехал на трек и увидел там ее байк. Думал, что Марта решила погонять со мной, но ее нигде не было видно. Подошел ближе и увидел, что ключ в зажигании, а рядом записка.

— Что в ней?

Ян настороженно смотрит на меня, затем обессиленно проводит пальцами по волосам:

— Она написала, что это ее подарок мне. — Его губы дрожат, а в уголках глаз появляется влага. Это здоровенный детина еле сдерживает эмоции. — Написала, что всегда будет любить меня, и что я навсегда останусь ее семьей.

Меня захлестывает удушающей волной ревности. Такой сильной, что весь жар бросается прямиком в лицо.

— Она ушла, оставив на столе бумаги, согласно которым я теперь владею ее долей клуба. — Говорю я с горечью. — Марта все переписала на меня. Что это значит?

— Не знаю, — быстро произносит Ян. Парень даже не пытается скрыть отчаяния и внутренней борьбы, разрывающей его. — Это значит что-то плохое.

— Почему?

— Я всегда это чувствовал. Я ненавидел себя за то, что не могу помочь ей, понимаешь? Я даже не знал точно, что с ней происходит.

— Расскажи мне. — Теряя контроль над собой, я хватаю его за грудки. — Скажи мне все, что ты о ней знаешь!

— Что ты хочешь знать? — Ян сбрасывает мои руки с себя. — Что?!

— Кто ты ей? Что вас связывает? Что с ней, черт подери, происходит? Почему она такая?!

Психа пошатывает. Он хватается за голову.

— Если она тебе не говорила, то я тоже не могу…

— Скажи, Ян! — Я складываю ладони в молитвенный жест. Мне ничего другого не остается. Мне нужно это знать. — Кто ты ей? Вы… были вместе?

— Нет… — Коренев опускается на землю и садится на бордюр. — Нет… Она… Они… они были моей семьей.

— Кто «они»?!

— Они. — Его пальцы сжимаются в кулаки. — Она и Любовь. Люба… Как же она не любила, когда детдомовские звали ее Любкой… — Он разжимает кулаки и проводит ладонями по лицу. В его взгляде просто лавина боли, и слезы больше не удерживается на веках, они вырываются наружу и текут вниз тонкими дорожками, которые Ян тут же стирает запястьем. — Марта дружила с девушкой, которую я когда-то любил. Да и сейчас люблю, наверное. Даже Каринка знает, что у меня никак не получается ее забыть. Она, я и Марта — мы были бандой. — Он улыбается. — В спецучреждении дети часто сбиваются в стайки — так проще выживать.

— В спецучреждении? — Переспрашиваю я, опускаясь на корточки.

— Да. — Кивает он. — В детском доме-интернате. У нас там было сразу два крыла: одно для совсем крох, другое для тех, кто постарше. Вот туда я и попал. Уже в сознательном возрасте. Девчонки тоже жили там: Любовь с рождения, Марта около года. Они дружили. С пацанами я тоже нормально общался, но близко сдружился только с ними. Сначала ощущал что-то вроде потребности их защищать, а потом совсем крепко сроднились…

— Так Марта росла в детдоме?

— Да. — Ян поднимает на меня взгляд. — Она тебе не говорила?

— Нет. — Качаю головой.

— Ясно. — Он закусывает нижнюю губу изнутри и нервно дергает плечом. — Марта была сущим чертенком. — Парень усмехается, вспоминая. — Ей только рожек на голове не хватало. Шалила, воровала, таскала еду с кухни. Она же эта… беспризорница. — Он сглатывает. — Они хорошо с Любашей друг другу дополняли. Как огонь и вода.

— Тогда я не понимаю… — Прочистив горло, говорю я. — При чем тут Кауффманы? Они…

Ян облизывает пересохшие губы. Он делает глубокий вдох прежде, чем сказать:

— Ее удочерили, когда ей было тринадцать.

— Вот как…

— Да. Сначала от нас забрали Любовь. От нее почему-то долго не было ни слуху, ни духу. Я чувствовал, что произошло что-то нехорошее. Пытался искать ее, нашел адрес усыновителей, но там меня встретили так, что я месяц отлеживался в лазарете. Избили до смерти. Любашка умерла, поэтому от нее и не было новостей. — Сказав это, парень морщится, словно от зубной боли. — А потом, когда я пытался это пережить, удочерили и Марту.

— И?

Ян качает головой.

— И все. Наши пути разошлись. Несколько раз я пытался приходить в ее дом, но меня вышвыривали оттуда. Звонил — просили, чтобы больше не беспокоил. Однажды Марта сама взяла трубку. Сказала, что нам не стоит больше общаться. Я не поверил. — Он тяжело вздыхает. — Не поверил, понимаешь? Когда люди настолько близки, как были мы, всегда чувствуется подвох. Это был ее голос. Но не ее слова.

— Сколько вы не виделись?

Он пожимает плечами:

— Лет пять. — Ян забирает из моей руки ключ от байка и пристально разглядывает его. — Она пришла полгода назад. Сказала, чтобы не задавал ей вопросов. Хочешь честно? — Он переводит взгляд на меня. — Я не узнал ее. Щуплая девчонка с глазами старухи. Вот кем она стала. Я не знаю, что с ней происходило, но точно что-то было не так. Что-то такое, чем она не хочет делиться. Я тогда обижался на нее, не хотел разговаривать, требовал объяснений. Мне было обидно, что она мне не доверяет. Обидно, что бросила и не хотела общаться. А потом я снова посмотрел в ее глаза.