— Что сделать?

— Убить. — Тихо повторяет Марта и закусывает губу.

— Он и так наказан. — Подает голос Ян. — Если эта тварь выздоровеет, ему же хуже. Попадет за решетку и надолго.

— Я не дам ему выздороветь. — Она обхватывает свои колени, впивается в них пальцами. — У него деньги и власть. — Начинает раскачиваться взад-вперед. — Ему все сойдет с рук. Если не я, то кто-то другой — он найдет себе новую жертву.

Я подхожу ближе и склоняюсь над ней. Кладу свои ладони на ее, мягко поглаживаю.

— Тебе не нужно этого делать. Слышишь, Марта? Не нужно. — Говорю я. А когда она замирает, глажу ее по щеке. — Со мной… — Бросаю взгляд на Яна. — С нами тебе нечего бояться.

— Это не ваша война, уходите! — Восклицает Марта. — Идите, пока не поздно. Я сделаю это! Я должна! Вы не должны нести ответственность вместе со мной.

Ян громко вздыхает.

— Марта. — Беру ее руки в свои и заглядываю ей в глаза. — Марта, я с тобой. Ты должна выслушать меня. Хорошо?

— Угу. — Дрожит она.

Меня тоже трясет.

— Послушай. Этот человек не причинит тебе вреда. Больше никогда. Я лучше сдохну, чем позволю ему сделать это. Ты слышишь?

— Слышу. — Вздыхает девушка.

Ее губы дрожат.

— Если ты считаешь, что это единственный выход, то я тебя поддержу. — Поворачиваю голову. — Ян, закрой, пожалуйста, уши.

— Нет, я с вами. — Доносится из-за спины его голос.

— А теперь смотри на меня, Марта. — Прошу я. Когда ее взгляд фокусируется на мне, продолжаю: — Я сам всажу в него нож, если ты захочешь. Я сделаю это. Я буду с тобой до последнего. Буду рядом, пока все не кончится. Если ты считаешь, что мы должны убить его, то мы это сделаем. Прямо сейчас.

— Но… — Она сжимает челюсти, прикусывает губы добела. — Всегда есть какое-то «но», правда?

— Да. — Киваю я. Касаюсь губами обеих ее рук по очереди. — «Но» есть всегда.

— Я должна… — По ее щеке стекает слеза.

— Тогда ты лишишь нас будущего, Марта. Меня и тебя. Нас.

— Но он выздоровеет и…

— Никаких «и». — Твердо говорю ей. — Я ему не позволю. Ты веришь мне?

— Я…

— Ты можешь мне довериться, Марта. Я обещаю, что он больше никого не тронет. Никогда. Пожалуйста. Я люблю тебя. И сделаю все, чтобы ты была счастлива. Сколько любви тебе нужно дать, чтобы вытравить травмы и воспоминания? Сколько? Я отдам тебе все. Все, что у меня есть. Ты мне веришь?

Марта смотрит на лежащего за моей спиной человека, затем на Яна, а потом уже на меня. В одно короткое мгновение сомнение и тревога в ее взгляде рассеиваются, и она несмело ныряет в мои объятия.

Знаете, я еще не понял до конца, что это.

Не любовь и не страсть, а проклятие. Нельзя все, что я чувствую к ней описать простыми словами. Все оно вот в этих слезах, которые пропитывают сейчас насквозь мою рубашку. В этом диком отчаянии, с которым Марта вцепляется в меня. В ее дыхании, которое навсегда становится для меня чистым воздухом.

Оно во мне, когда я чувствую себя большим и сильным рядом с ней. Оно — я сам, когда мне хочется защитить ее от всего мира. Оно — мы оба, когда мы вместе. И искреннее этого я не чувствовал ничего на свете.

Я поднимаю ее на руки и уношу прочь из дома ее кошмаров. Мне не нужно давать клятв, чтобы она знала: я положу всю вселенную к ее ногам. Сделаю все, чтобы моя Марта забыла навсегда свою прошлую жизнь. Моих поцелуев будет в миллион раз больше, чем той боли, которую она когда-то перенесла. У нее не будет ни единого шанса пожалеть о том, что она доверилась мне сегодня.

Марта

Мы сидим вдвоем с Яном на самом верхнем ряду скамеек. Гоночная трасса отсюда просматривается просто шикарно. Сейчас на треке проходит тренировка по суперкроссу, но Ян не принимает в ней участия. Тим назначил нам здесь встречу, и мы теряемся в догадках, зачем ему это понадобилось.

— Эй, Илюха! — Машет рукой Ян.

— Кто это? — Спрашиваю я, щурясь от мягкого сентябрьского солнышка.

— Это Леманн. Славный парень. В прошлом году стал чемпионом.

— Как-то ты не очень за него рад. — Усмехаюсь я.

Коренев пожимает плечами:

— Мы ведь соперники.

— Чемпионат уже скоро. Все решится на днях.

— Я буду первым. — Уверяет Ян. — В прошлый раз ему просто повезло.

— Да-да. — Смеюсь я.

— Ты сомневаешься во мне?

— Ни в коем случае!

Мы смеемся, толкаем друг друга плечами, а когда, наконец, успокаиваемся, друг спрашивает:

— Не надоел он еще тебе?

— Кто? — Улыбаюсь я.

— Придурок твой. Тим.

Больно ударяю Коренева в плечо.

— С чего это он должен был мне надоесть? И какой он тебе придурок?

— Да просто… — Качает головой Ян. — Тот, каким я его когда-то знал… в общем, не сильно он мне нравился…

— Левицкий — гаденыш, да. — Смеюсь я. — Но меня эта часть его жизни, слава богу, не коснулась. Я знаю другого Тима. И, наверное, хорошо, что он только для меня такой.

— Ну, если ты довольна… — Вытягивает ноги Ян.

— Очень.

Мы смотрим на заезд, а потом он спрашивает:

— Как там дело Кауффмана?

Я потягиваюсь.

— Как только Яков окончательно поправится, его переведут в камеру. Благодаря маме Тима дело сейчас взято под особый контроль прокуратуры. Кроме моих показаний нашлись и другие доказательства. В доме обнаружили фотографии, которые делал Яков… — Меня привычно передергивает от воспоминаний об этом. — Да и Инна тоже пошла навстречу следствию. Сначала думала, что ей выгодно будет промолчать, но потом поняла, что ответственность неизбежна, и ее бездействие будет приравнено к соучастию.

— Значит, Тим снова ладит со своими родителями?

— Вроде да.

— А Стас? Что-нибудь о нем слышно?

Я подставляю солнышку свое лицо.

— Стаса снова поймали с наркотой. Что-то мне подсказывает, что Тим и тут приложил свою руку…

— А, может, и не только Тим. — Загадочно улыбается друг.

— Но я стараюсь об этом не думать. Только о хорошем.

— И это правильно. — Он обнимает меня.

— Спасибо тебе за все, Ян. — Прижимаюсь к его груди. — Тимке я каждый день говорю спасибо, а тебе нет.

— Я и так знаю. — Ян целует меня в макушку, обнимает крепче, а потом отпускает. — Гляди, твой придурок едет. Сейчас увидит, как мы обнимаемся, и вскипит.