— ‎Свобода выбора, — ответил он, как ругнулся.

Несколько мгновений мы стояли в тишине, а потом он сказал то, чего просто не мог сказать:

— Я пойду с тобой.

— ‎Домой? — глупо уточнила я, сраженная скоростью его решений.

— ‎В проход.

— ‎Да это же опасно! Ты не можешь так рисковать.

Свер усмехнулся, довольный моим возмущением, он медленно разжал пальцы:

— Почему если можешь ты, не могу я?

— ‎Да потому что! — я не знала, как ему объяснить то, что чувствовала. Слишком много эмоций, мешающихся, сменяющих друг друга, разрывающих меня на части. И страх, и нетерпение, и робкая надежда, что я смогу вернуться домой, которая в одну минуту превращалась в страх, что я действительно смогу вернуться домой и больше никогда не увижу этот мир. Тоска по дому (хотя было невозможно с уверенностью сказать по тому дому я скучала, или уже начинала тосковать по этому), по родителям. Единственным четким и незыблемым чувством была уверенность, я просто знала, что должна это сделать, чтобы потом жить спокойно. — Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-нибудь непоправимое!

Свер усмехнулся, дернул меня на себя, впечатав в свой кожух, и крепко обнял:

— Видишь ли в чем дело, я тоже не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Я пытался убедить себя, что ты права, и если Волчица хочет, чтобы ты осталась с нами, то убережет и вернет тебя в стаю, — объятия стали крепче, а голос Свера глуше, — но правда в том, что я не уверен… не уверен, что праматери по силам будет дотянуться до тебя там.

Я молчала, копчиком чуя, что он еще не закончил. И мой копчик оказался прав.

— И если защитить тебя не сможет Волчица, то это должен сделать я.

— ‎Ты Князь Волков, — тихо напомнила ему, неуверенно обняв в ответ, — тебе нельзя так рисковать своей жизнью.

— ‎А ты Пограничная Огневица, — сказал он, и в голосе его слышалась улыбка, — и я должен тебя защищать.

— ‎Кто так решил?

— ‎Я.

— Ну так я же вроде как Огневица, это не меня, это от меня защищать надо, — проворчала я, умиленно сжав Свера крепче. Ну такой он серьезненький, ну такой брутальненький, просто лапочка пушистая.

И все было бы совсем замечательно, не иди его лапочковость вразрез с моими планами.

— Ладно, ты, конечно, очень обнимательный, но нам идти пора, — вздохнула я и еще крепче сжала объятия. Я пыхтела, а он, кажется, даже не заметил моих стараний, — нам же скоро делать большой бум. Надо готовиться.

— ‎Пойдем, — флегматично согласился он, напоследок прижав меня так, что я дышать перестала.

* * *

— А пошли обратно, а? Обниматься будем, — тихо предложила я, когда трубный вой настиг нас в метрах десяти от главных ворот.

Сигнал тревоги раздавался с другого конца деревни, с той стороны, откуда к нам приходили ведьмы, и мне что-то так грустно стало, так тоскливо и обидно. Потому что ясно же, что опять эти черноглазые приперлись.

Крепче сжав мою ладонь, Свер поспешил в деревню, утягивая вслед за собой и меня.

— Возвращайся в дом, — велел он, когда мы, миновав ворота, ворвались в деревню.

— ‎Ну уж нет, — крепко ухватившись за его разжавшиеся пальцы, я требовательно потянула вожака на себя, — я пойду с тобой.

— ‎Ты уже забыла, что было в прошлый раз? Ты не можешь рисковать…

— ‎Да сам подумай, — отмахнулась я от его беспокойства, — как по-твоему, зачем они пришли?

Свер молчал, бесстрашно спеша вперед и таща меня на буксире. И лицо было такое, будто он в какашку вляпался. Недовольство и смирение.

Если быть объективной, то он и правда вляпался… в меня.

А я, не задетая его молчанием, продолжила развивать свою мысль:

— Они чувствовали частицу жреца на мне и хотели, чтобы я привела его к ним. И вот, Иви-нар в этом мире, в твоей деревне и тут, внезапно, новое нашествие ведьм. Как ты думаешь, что им надо?

— ‎К чему ты все это говоришь? — сердито спросил Свер.

— ‎Пытаюсь донести до тебя одну простую мысль: мне ничего не грозит. Скорее всего, им просто нужно поговорить со жрецом. Пусть он их образумит.

Подтверждать или опровергать мою правоту вожак не стал, но пальцы вновь сжал, крепко держа мою руку в своей.

* * *

Я была права, во всем права (хотелось бы еще сказать «всегда права», но самоуверенности не хватало), ведьмы, застывшие у кромки леса, за черной, мертвой землей, огражденной стражами, жадно смотрели на высыпавших им навстречу оборотней.

В драку вступать они не спешили, просто всматривались в лица, разыскивая то самое.

Иви-нара, которого, по оборотнической привычке, при первой опасности спрятали в безопасное место, как тут поступали с любыми гостями или неспособными за себя постоять жителями, среди оборотней не было.

Как и его учеников, как и Наи, оставшегося с жрецом, хотя я была почти уверена, что он остался с Ашшей.

Зато здесь была я, и меня увидели.

Несколько бледных, тонких рук было протянуто ко мне ладонями вверх. Беспомощный просящий жест.

— Тут нужен жрец, — прошептала я, невольно отступив за Свера.

Да, ведьмы не проявляли агрессии, но я их все равно недолюбливала и опасалась. Просто так, чисто инстинктивно.

— Слышали? Привести его.

Перечить князю никто не посмел, и сразу три оборотня ринулись выполнять приказ.

А мы стояли, ждали, с ведьмами перемигивались. Идиллия прям. И даже тумана почти не было, он вился у тощих белых ног, лишь краем выползая из тени деревьев.

Тихо, спокойно, нервы сами себя грызут в нетерпеливом ожидании какой-нибудь проблемы. Неприятности. Локальной катастрофы сказочных размеров.

Но из сказочного было только невероятное видение.

Стоило жрецу показаться из-за спин оборотней, сделать первый шаг за ворота, представ перед ведьмами в своей тощей красе, зябко кутаясь в белый плащ, как ведьмы упали на колени, прижавшись лбами к подтаявшему снегу.

И в едином благоговейном порыве над темными склоненными головами пронесся призыв:

— Повелевай.

Оборотни удивленно переглядывались, толкали друг друга плечами, они выглядели растерянными, но я откуда-то знала, что этот шепот они не слышали, их просто поразило поведение ведьм.

— Бедные мои дети, — проговорил Иви-нар отчетливо, и ответом ему были хриплые, тонкие, ломанные стенания.

Если у ведьм и имелись голосовые связки, то пользоваться ими они были не приучены. Но сейчас очень старались, тянулись, вымучивали из себя короткие, рваные, болезненные звуки.