Я не знала, что бы со мной случилось, не появись здесь Свер, но он был здесь, я чувствовала себя в безопасности и уже почти любила его за это.

* * *

Когда мы выбравшись из темноты, сошли с тропы, возвращаясь в реальный мир, живой, полный запахов и красок, рядом с которым тропа казалась стерильной подделкой, там уже царствовал рассвет. Жутко было даже представить, сколько мы бродили в темноте. Свер, едва передвигал лапами, и я, из последних сил цеплялась за мех на его холке.

И еще страшнее было осознать, что путь наш был незавершен.

Вынырнули мы почти в десяти километрах от деревни по колено в снегу.

— Рашис вернется, — уверенно прошептала я, ощущая, как мороз пощипывает щеки, и шалея от этого чувства, — обязательно вернется в деревню за своими товарищами. И я его придушу.

Свер согласно фыркнул, и мы медленно поковыляли вперед.

Я была совершенно измотана, морально опустошена и отупело равнодушно, хотя чувствовала, что должна собой гордиться.

Выбраться с волчьей тропы целой и невредимой – многим ли это по плечу?

Только Князю Волков, которого, по умолчанию, ни одна гадость не возьмет, и бешенной Огневице, которую если какая гадость и попробует взять, то в лучшем случае просто подавится.

Сорок минут.

Ровно настолько мы опоздали для того, чтобы перехватить подельников Рашиса. Они ушли беспрепятственно и скорее всего, еще не знали, какой эпичный крах потерпел план их товарища.

А наша уверенность в том, что Рашис вернется в деревню, заметно пошатнулась. Незачем ему было возвращаться.

Ничего важного для него здесь не осталось… кроме меня.

Но лично я бы ради себя не стала рисковать шкурой.

Свер был уверен в обратном, а после моего прочувствованного и жалобного монолога, в котором я выложила все, что мне рассказал Рашис, в этом же уверился и Алис.

— Подумать только, — возмущался он, в раздраженном нетерпении меряя шагами комнату, — нашу Огневицу решили умыкнуть. Ну, не дураки ли?

Я энергично кивала — дураки, как есть дураки — то и дело потирая перебинтованную ладонь.

Порез, добровольно сделанный мною на капище, после прогулки по волчьей тропе, распух и постоянно ныл.

Йола, осмотревшая мою руку сразу же как мы, замерзшие, усталые и голодные, вернулись в деревню, успокоила заверением, что рана не серьезная и должна зажить достаточно быстро… если я ее не на тропе получила.

На робкое уточнение, что было бы, порежься я там, в той безысходной темноте, знахарка совершенно спокойно, буднично сообщила:

— Умерла бы в течение пяти часов.

И тяжесть ранения значения бы здесь не имела. Даже получи я простую царапину в том темном, страшном месте, спасти меня уже не смог бы никто.

Выслушав все это, я заторможено кивнула, не сразу сообразив, что именно привело меня в такой ужас. Я же, в общем-то, совсем там не пострадала, не считая потрепанных нервов. Даже синяка ни одного не заработала.

Но это только я…

— Свер!

Пока я сидела на первом этаже в компании Йолы и небольшой группы поддержки из двух нелюдей, сам вожак находился в своей комнате, поднявшись туда в сопровождении Берна и Алиса. Волк едва стоял на лапах, и его пришлось почти тащить по лестнице.

И теперь он где-то там.

Умирает.

Я бросилась наверх без раздумий, с отчаянием осознавая, что не могу никак ему помочь, но все равно не желая оставаться в стороне.

Ашша и Наи, сидевшие вместе со мной, после случившегося этой ночью позабывшие, что мы не разговариваем, удивленно смотрели мне в след. Ашша знала то, чего не знала я, а Наи просто не совсем понял слова знахарки.

Чуть не выбив дверь в комнату вожака, я ввалилась к нему, чуть не растянувшись на полу. Если бы не Берн, стоявший у двери и успевший ухватить меня за шкирку, точно бы упала.

Свер, присев на край стола, морщился и тихо взрыкивал, пока Алис забинтовывал его бок.

В комнате тонко, ненавязчиво пахло лекарственными травами.

— Яра? — очень удивился Алис, на секунду отвлекшись от своего занятия.

— ‎Что-то случилось? — обеспокоенный выражением моего лица, Свер попытался встать, но был тут же усажен на место твердой рукой.

— ‎Я не закончил, — напомнил лис.

— ‎А ты не умираешь? — глупо спросила я.

Идиотский вопрос, конечно. Свер меньше всего был похож на умирающего. Сейчас, в своем стандартном человеческом виде, он казался даже не сильно потрепанным. Свободные штаны скрывали уже обработанное и забинтованное бедро, на котором у волка (я это помнила точно) краснели следы от каких-то присосок - словно там, в сухой темноте, вожак умудрился наткнуться на осьминога. Торс тоже успели уже перебинтовать, и мне оставалось лишь гадать, насколько страшной на самом деле оказалась рана.

А усталым и привычно раздраженным Свер был каждый вечер. И сейчас выглядел так, будто просто опять весь день на ногах провел, а не целую ночь меня на волчьей тропе разыскивал.

— Должен умирать? — приподнял бровь он. Берн молчал. Алис тоже молчал, но по глазам было видно, как ему хочется что-то сказать. Лиса просто распирало от желания вогнать меня в краску.

— ‎Йола сказала, что раны, полученные на тропе, смертельны. Даже царапины.

Я уже жалела, что так опрометчиво бросилась к умирающему. Надо было сначала всю информацию из знахарки вытрясти, чтобы сейчас не стоять под внимательным взглядом желтых глаз.

И первое, что я собиралась сделать, покинув комнату вожака — найти знахарку и выяснить у нее все подробности.

— И ты чего прибежала? — фыркнул Алис, уже не в силах молчать. — Решила поплакать над телом своего спасителя? Так поторопилась. Вот в следующий раз, когда Сверу тебя спасать придется, он, может, и помрет, но точно не сейчас. Так что сопли подбери и успокойся.

— ‎Алис, — с осуждением протянул вожак.

Я шмыгнула носом и нудно уточнила, обращаясь исключительно к Сверу:

— То есть, ты не собираешься умирать?

Он усмехнулся и медленно покачал головой:

— ‎Не в ближайшее время.

Я кивнула, вытерла рукавом рубахи нос и предприняла попытку убить Волчьего Князя.

В смысле, я просто бросилась к нему обниматься, но Алис орал так, словно я его душила. А я не душила, просто обняла хорошенечко за шею и никак не могла заставить себя отпустить.

— А я же знаешь, как испугалась? — жалобно всхлипнула я, но всем почему-то показалось, что я возмущаюсь. Всем, кроме Свера, утешающе гладившего меня по спине.