без чего не вижу своей жизни. До сих пор в шоке, что он тогда запомнил! Еще и с такой точностью. Это ведь о многом говорит. Мм-м… – А еще сахарная вата, да? – улыбаюсь, когда Саша легонько кусает за щеку.

Он не допытывается, откуда я об этом знаю.

Продолжает:

– А еще пионы, орхидея и солнце…

– Хм… – вытягиваю губы уточкой, просто чмокаю, но Саша снова лижет их языком. – А пионы и орхидеи – это откуда?

– Это все о тебе.

– Подробнее, пожалуйста… – шепчу, пока не сцепляемся в новом поцелуе, который лишает дыхания.

– Пионы – это тоже о твоих губах, – веки так и не поднимает. Зато я вижу, как краснеют его скулы. – По цвету и нежности.

– Орхидея… – осторожно настаиваю я.

– …твоя киска, – хрипит он.

На это я не могу придумать ответ. Но Саша его и не ждет. Закружив меня с такой скоростью, что перед глазами плывет, сталкивает нас в бассейн. Не впервые за сегодня с ним в воде оказываюсь, но именно в этот раз ощущаю себя так, будто тону. И это волнующее чувство не покидает до последнего.

– Хоть бы предупредил…

– Прости… – смеется Сашка мне в губы, пока я пытаюсь убрать облепившие лицо волосы. – Это была экстренная необходимость охладиться.

– Боже… Наконец, я могу тебя видеть… Ты… Принц мой, черт тебя подери!

– Я серьезно, – прижимается, выбивая из моих легких остатки воздуха. Снова губами по моему лицу скользит. – Хочу тебя.

– Сильно-сильно? – в последнее время люблю так накручивать.

– Сильно-сильно, блядь, – выталкивает Саша грубовато. – Блядь, Соня… Как никогда. Пиздец как сильно. Пиздец… – после этого хрипа чувствую, как пальцы, которые мяли мои ягодицы, проскальзывают под кромку трусов. – Идем в дом.

– Боже… – задыхаюсь я, когда он уже касается промежности. – Ты спал с кем-то из них? – выпаливаю для самой себя неожиданно.

Указываю на девчонок, конечно. Саша прослеживает мой взгляд и говорит совсем не то, что я бы хотела услышать.

– Тебе не надо знать.

– Что? – отталкиваю его, чтобы прекратил лапать. – Значит, да?

– Какая теперь разница? – ухмыляется.

– А что смешного?

Стряхнув капли воды с волос, пытается вернуть лицу серьезность. Тщетно.

– Ты ревнуешь, – озвучивает, наконец. А глаза так довольно сверкают, что меня слепит. – Меня заводит, когда ты ревнуешь.

– Конечно, я ревную. Я ведь люблю тебя, – сокрушаюсь в запале. На нас тем временем с противоположного края бассейна уже начинают поглядывать. – Может, ты меня тоже заведешь своей ревностью? Подплыву сейчас к Дане, стану тонуть, пусть спасет…

– Замолчи, – не только говорит это, но и ладонью мне рот затыкает. – Помнишь, что я говорил про манипуляции?

Отпихиваю его руку, чтобы прояснить.

– Это тут ни при чем! Ты же хочешь, чтобы я ревновала?

– Но я ничего не делаю, чтобы провоцировать это чувство, – высекает Саша достаточно жестко. – Я не заставляю тебя гореть. Ты сама ворошишь то, что было до тебя. Что вообще не имеет никакого значение. Что не имело значения даже тогда!

Его речь буквально разбомбила меня. Я не нахожу ничего другого, как извиниться.

– Прости, – обнимаю и вдруг пугаюсь, что оттолкнет. Когда этого не происходит, прижимаюсь губами к его уху. – Не знаю, что на меня нашло… Мне не нравится, что они смотрят на тебя…

Саша кладет ладони мне на поясницу, проводит ими вверх по спине и обратно вниз. Чувствуется в этом жесте утешение, даже без слов.

– А мне, думаешь, нравится, когда кто-то смотрит на тебя? Киплю каждый раз. Ты не замечаешь?

– Замечала, – шепчу после паузы. – Помнишь, как ты дрался за меня? – толкаю с улыбкой, чтобы разрядить атмосферу окончательно.

И, слава Богу, получается.

– Помнишь, как ты за меня дралась? – смеется в свою очередь Сашка.

Я поддерживаю.

– О, да! Признай, что в тот миг, как увидел меня с монтировкой, сразу влюбился!

– Не в тот… – отзывается разительно тише и как будто серьезно. Только хочу уточнить, сам добавляет другую информацию: – В тот миг уже понял, что ты моя.

После этого я, крепко задумавшись, замолкаю.

Не в тот миг влюбился… До? После? Или имел в виду, что любви нет?

Ну, нет… Последнее – точно нет! Любовь-мармелад же! Да и все остальное! Уверена, что любит.

Больше ничего сказать не успеваем, потому как Чарушин зовет всех обедать. Представляя, как трудно будет Лизе, не могу задерживаться. Садимся с Сашей рядом с ней. Так втроем за едой в основном и общаемся. Благо находим темы. И стоит заметить, с моей сестрой Георгиев ни разу не включает своего «рогатого принца». Не видит нужды защищаться?

– Ты в семье один ребенок? – спрашивает его Лиза.

– Один.

– А нас было семеро. И все девочки. Соня рассказывала?

– Нет, мы не говорили об этом. Но я в курсе.

Саша задерживает на меня какой-то странный взгляд, от которого у меня на загривке мурашки выступают.

– Хорошо, что у тебя есть такие друзья, как… – Лиза позволяет себе посмотреть туда, где сидит Чарушин, но столкнувшись с ним взглядом, сразу же опускает глаза. – Хорошо, что все они есть. Знаю, что вы как братья. Это дорогого стоит.

– Ну да… – соглашается Сашка немного смущенно. – Я ими очень дорожу, – признается, удивляя меня своей откровенностью.

После обеда мы проводим время на пирсе. Прыгаем, фоткаемся, записываем сторис, болтаем и смеемся.

– Так что случилось? Почему ты переиграл все в последний момент? Твои родители сказали что-то нехорошее? Что-то о… Что-то о нас? – рискую спросить, когда остаемся с Сашей на берегу вдвоем.

Лиза ушла читать, а остальные перебрались обратно во двор к бассейну.

– Неважно, – отмахивается Георгиев.

Сам же в лице меняется. До этого смеялся со мной, а теперь мрачнеет и как будто отстраняется. Подскакивает с шезлонга и без каких-либо пояснений уходит к морю.

Я сохраняю неподвижность, хотя внутри все переворачивается. С гулко стучащим сердцем наблюдаю за тем, как несколько метров спустя Сашины широкие и будто резкие шаги постепенно замедляются, пока у самой кромки воды не прекращаются совсем. Он останавливается, упирает ладони в бока, выразительно переводит дыхание и оборачивается.