– А я вас помню, – Юрий постарался улыбнуться как можно приветливее. – У вас была дача в Успенском, верно? Мы тоже там снимали.

Ракова равнодушно пожала плечами.

– Это было давно. Теперь там мой братец хозяйничает со своей женушкой, а меня на порог не пускают.

Понятно. Значит, чемпионка ухитрилась перессориться со своей семьей.

Они разговаривали в пустом школьном спортзале: Юра – на длинной скамье, Ангелина устроилась на мате, сидя к нему лицом и уткнув подбородок в колени.

Отвечая на вопрос о неожиданном столкновении с Левшиным, она подтвердила каждое слово, услышанное от Дивеева.

– Гай так перес…ал тогда, – заявила Ракова с олимпийским спокойствием, нимало не смущаясь тем, что перед ней незнакомый молодой мужчина. – Целый час рвал на себе волосы, потом я ушла домой, а он уехал. Ну и бросил меня сразу же. Трус паршивый!

Ее тонкие губы искривились в презрительной усмешке.

– Мне тоже было что терять, но я же не боялась, убегала из дома среди ночи, рисковала, что застукают, поймают. Но ради настоящей любви чего не сделаешь! На любой риск пойдешь, все на карту поставишь.

– А вы сами-то не испугались, когда Левшин вломился в машину?

– Да я его и не узнала. Какой-то испитой мужик. От него разило так, что я чуть не задохнулась. Разве подумаешь, что это тот самый Левшин? От знаменитого певца одно воспоминание осталось. А Гай его сразу узнал, потому и впал в истерику. Они раньше на телевидении сталкивались. У него, говорит, такой круг знакомых, что, если он пасть откроет – мне головы не сносить. Ну, я его успокаивала как могла, но он не слушал, все причитал, чуть не плакал. А меня дурой назвал и заявил, что на этом все и больше мы встречаться не будем. Я тоже психанула, дверью хлопнула и ушла. Думала, Гай в себя придет и через два-три денечка опомнится, позвонит, и все будет как раньше. Да куда там! У него от мужчины только брюки с пиджаком.

– Вы можете припомнить, что именно говорил тогда Константин Левшин?

– Да он много чего говорил, долго орал.

– Астахова упоминал?

– Было такое, да. Сказал, что разврат и вседозволенность до добра не доводят и любую карьеру могут под откос пустить. Астахов, мол, бабник и сволочь, много о себе понимал, ходил задрав нос, за это и поплатился, конец ему пришел, и нас то же самое ждет.

– То есть Левшин прямо сказал, что Астахову пришел конец?

– Ну да. Именно такими словами, я хорошо помню.

– А насчет прошедшего времени?

– Это вы про что? – нахмурилась Ракова.

– Вы утверждаете, что Левшин, говоря об Астахове, употреблял глаголы в прошедшем времени. Много о себе понимал, ходил задрав нос. Точно, что «понимал» и «ходил»? Или все-таки «понимает» и «ходит»?

Ракова задумалась, потом уверенно кивнула.

– Точно. Понимал и ходил.

– Ангелина, прошло почти четырнадцать лет, – осторожно заметил Юра, все еще не смея поверить в удачу. – Говорят, что память – штука лукавая и коварная. Подумайте хорошенько.

– Да чего тут думать-то? Я, конечно, внимания не обратила, а вот Гай как раз заметил, их же там, на телевидении, специально натаскивают, чтобы русский язык был чистым, без ошибок. Не дай бог падеж какой-нибудь перепутать или ударение не там поставить, сразу такой хай поднимают – мамоньки мои! Вплоть до выговора с занесением или неполного служебного. Так что Гай к словам очень внимателен на уровне автоматизма. Так вот когда он немножко оклемался от первого ужаса, то сказал: «С Астаховым все кончено, даже этот алкаш говорил о нем в прошедшем времени, как о покойнике. Если мы с тобой не остановимся, нас ждет то же самое. Нам придет конец, Геля. Все, я решил, мы больше не встречаемся. И вообще не знаем друг друга. Не звони мне никогда». Разве можно забыть, когда твоя единственная любовь такое говорит? У меня его слова вот здесь выжжены каленым железом. – Ракова прикоснулась пальцами к груди. – Хоть сколько лет пройдет – буду помнить.

– И вы не насторожились, когда стало известно, что Астахов убит? Не подумали, что убийцей может быть Левшин?

– Подумала, конечно. И что? Вы же, милиция, так не подумали, а вас специально учили преступников искать. Почему я должна за вас думать? У вас своя работа, у меня – своя. Мое дело – выступать за нашу страну и приносить медали, ваше – преступления раскрывать. Я свою работу делала хорошо, у меня медалей этих целый иконостас дома, кубки и призы уже ставить было некуда, я их в гараже в кучу свалила, чтобы не напоминали, кем я была когда-то. А уж как вы там свою работу делали – не моя печаль.

Да, Ангелина Ракова не производила впечатления умного человека…

– Ангелина, если вас спросят об этом эпизоде официально, вы готовы будете все рассказать под протокол?

– А почему нет?

Недоумение на ее лице было искренним.

– Ваши показания могут повредить Гайворонскому. Да и вам самой тоже.

– А какой мне может быть вред? Все это было давно, моего бывшего мужа это уже не касается, а моей семейке на меня вообще плевать, мы с ними не общаемся. Да и кто узнает-то? Вы спросите, я отвечу, вы запишете в свой протокол, вот и все дела. У вас же там какая-то тайна следствия, вы не имеете права ничего разглашать.

О том, в какие крошечные отверстия может утекать информация, Юра благоразумно промолчал. Каждый человек имеет право на свои заблуждения и на собственную слепоту.

– Я даже жалею, что сразу про Левшина не рассказала, когда ваши милиционеры всех спрашивали.

– Жалеете? – удивился он. – Почему?

– Потому что тогда Гай точно получил бы по самое некуда. Ни в одну заграницу больше не пустили бы. И с телевидением все накрылось. Сейчас-то стали нравы куда свободнее, на многое глаза закрывают, а тогда, в шестьдесят шестом, такое с рук не спускали. Мало того что ходит от жены на сторону, так еще и в машине…

Она подняла голову и разразилась звонким переливчатым смехом. Было странно, что такие приятные, ласкающие ухо звуки могут исходить из сухой поджарой женщины со злыми глазами. Юра внезапно вспомнил, что Ангелина Ракова тогда, в Успенском, выглядела совсем иначе, она не была такой худощавой, напротив, казалась атлетично сложенной, налитой, широкоплечей, мускулистой. Может быть, это особенности детского восприятия, когда все, кто старше и выше ростом, кажутся гигантами. Но возможно, причина в другом. Например, в болезни или в длительных попытках сбросить вес при помощи голодания и всяких новомодных диет.

– Если бы