Через несколько часов после похорон отца среди ночи меня посетил кошмар – уверенность, будто дэдди жив, только я не могу его видеть. Он со мной говорит, а я не могу его слышать. Пряжка ремня отца на изготовку, он повсюду, и мне нет от него спасения.

Очнувшись, я на несколько мгновений почувствовал себя в ловушке, но то состояние было самым близким к ощущению вины из-за того, что случилось в пятницу в июле 1982 года. Если после этого отец и являлся мне во сне, я не запомнил. Знаю твердо одно: то, что совершил тогда, было правильно. Отец уже убил Рэнди Макклауда. И скольких бы еще отправил на тот свет, не столкни я его с обрыва? Проснувшись утром после похорон, я обнаружил, что моя простыня промокла от пота, и у меня появилось желание с кем-нибудь поговорить. Неделя пролетела мучительным кувырком – приходилось все в себе таить, утирать маленькому братику слезы и выслушивать жалобы матери на несправедливость жизни.

Какое несчастье, что я не отправился к тебе, Пит, не искал убежища в твоем доме. Ты бы понял мои излияния лучше других людей, поскольку мог судить о моих чувствах по одному трепетанию век. Вместо этого я оставил велосипед в кустах у тропинки и, подойдя к дому Ханны, набрал горсть камешков. Когда она приблизилась к окну, я уже направлялся к пещере. Было одиннадцать часов утра, в траве росли маленькие красные цветы, влажный воздух предвещал грозу.

Когда в пещере появилась Ханна, я сидел на земле, привалившись спиной к стене. Ханна опустилась рядом и прильнула ко мне. Наверное, я еще не оправился от увиденного кошмара, потому что моими первыми словами стали:

– Я его убил, Ханна. Покончил со своим отцом.

Ханна положила мне руку на плечо.

– Я думаю иначе, – промолвила она. – Ты спас меня. И спас того человека.

– Его зовут Пит.

– Пусть так. Но я не хочу говорить о нем. Отныне хочу говорить только о тебе.

С этого все началось.

Я не испытывал потребности рассказывать о себе. Даже когда был маленьким, исповедь в церкви казалась мне исключительно себялюбивым действием, причем себялюбивым с обеих сторон. Но тогда в пещере, которая днем не освещалась фонарем, меня в полумраке потянуло к беседе, словно темнота обладала свойством выуживать из меня слова. Или дело было не в пещере, а в Ханне? Буквально несколько дней назад, Пит, я обнаружил, что она стала журналистом. Ханна Дженсен – криминальный репортер «Нью-Йорк мейл». Сколько людей она опросила за свою карьеру и сколько слов ей удалось из них вытянуть?

Мы встречались в пещере каждые два-три дня, и я рассказывал ей, как рос в Куинсе, о нашем маленьком убогом жилище, о реве над головой заходящих на посадку в аэропорту Ла-Гуардиа самолетах. Казалось, если встать на самую высокую крышу и изо всех сил подпрыгнуть, можно коснуться их реактивного брюха. Поведал, как впервые увидел Росборн – мы ездили на север, но мне не сообщили куда; я заснул на заднем сиденье и очнулся, когда отец привез нас обратно в Техас.

Говорил о гремучих змеях, горных озерах и ледяных пещерах, о наших с Хитрюгой играх в Тарзана, Гудини и олений патруль. Не помню, что́ мы в те часы ощущали – мы только-только начинали жить, – но чем больше я рассказывал Ханне о себе, тем сильнее крепло мое чувство к ней.

По-моему, Ханна испытывала то же ко мне – кто знает, возможно, так оно и было, – но хотя мы находились вместе в пещере, были на расстоянии друг от друга на сотни миль. И не только потому, что стояли на разных ступенях общества, а просто оставались совершенно разными людьми.

Однако общаться с ней было легко. Ханне удалось создать впечатление, что ей со мной интересно, будто мои слова – та поддержка, которой требовала ее стремившаяся к спасению душа.

Когда июль пошел на убыль, и лето находилось почти в своей высшей точке, пещера превратилась для нас не только в убежище от недавних событий, но и от жестокой жары. Помню, как, прижимаясь спиной к прохладной стене, я рассказывал Ханне о свежем воздухе в горах, о том, как увидеть радугу на камне и, выкупавшись, сохнуть на солнце. И в то мгновение понял, что хочу поделиться с ней горами. Почему бы нам завтра утром туда не скатать?

Вероятно, Ханна сообразила, что это не единственный мотив, почему я хочу побыть с ней в Свангамах. Мне приходило в голову ее опять поцеловать, но я посчитал, что это неправильно. Пещера – место для разговоров.

– Хорошо, – произнесла она. – Только ты должен позвать Патрика.

– Зачем? – удивился я.

– Потому что он твой лучший друг.

– Может, мой лучший друг теперь ты.

– Он расстроится, если узнает, что ты был в вашем тайном месте без него.

– И что из того?

Ханна потупилась и ничего не ответила, и я уступил. Решил, что сумею устроить так, чтобы остаться с ней в горах наедине.

Через несколько часов позвонил Хитрюге, и вскоре все устроилось.

Росборн, Нью-Йорк, 2008

Они уехали ближе к вечеру. Лизи и Кэти до конца подъездной аллеи, рыча, бежали за машиной – р-р-р-р… Маккласки, несколько последних часов исполнявший роль Черной Бороды, им отвечал – р-р-р-р…

– У тебя нет бороды, а волосы белые!

– Р-р-р-р… толстый безбородый парень – это просто камуфляж. Я самый настоящий пират, девчонки, и за мою голову назначена награда!

Пока вокруг Ханны разыгрывались озорные забавы, она разговаривала в кухне с Джен и пила вино. А теперь, опустив стекло, махнула рукой девочкам на прощание и повернулась к детективу:

– Спасибо, что развлек их.

– Нет проблем, Ха. Девчонкам нравится искать сокровища, ну и ладно.

– Я думала, к четвертому часу они тебя доконают.

– Чепуха. Это ничто по сравнению с тремя сыновьями. Парней надо постоянно в чем-то обставлять.

– Что?

– Необходимость. Приходится познавать темное искусство завоевания первенства – не сомневайтесь: главный здесь я.

– Ты обжуливаешь детей в карты?

– Не без этого. Только так парни обретут нужные для жизни стальные яйца.

– Что обретут? Вот как наш воин воспитывает детсадовских малолеток.

– Именно. И обрати внимание – воспитывает этих четырехлеток железным кулаком.

Чтобы скрыть улыбку, Ханна отвернулась к окну. Растянувшиеся в белую линию на горизонте Свангамы напоминали опустившееся с неба облако, и теперь горы казались совсем не подходящей сценой для разыгрывания жутких кошмаров. Они миновали вход в парк с двумя мельничными жерновами, выехали на Мэйн-стрит, и Ханна вновь повернулась к Маккласки.

– Поскольку тебе больше не нужно изображать капитана Черную Бороду, расскажи, что у вас приключилось с Мэтью.

Детектив потер нос и нарочито медленно пожал плечами.

– Он предложил мне пирожки.

– Пирожки? – удивилась Ханна. – И что-нибудь еще?