— Месье Каро, я вам расскажу один случай. Год назад, во время праздника урожая, к нам залез воришка. Подросток из Третьего круга, лет двенадцати. Он съел все наши припасы на неделю. И украл мою бритву и вращающуюся рамку с картинкой внутри. Там цветок был какой-то. А потом напакостил в доме. Измазал стены, простите, дерьмом. Мальчишку поймали, вещи нам вернули. Мне даже позволили поговорить с ним. Я спросил, зачем ему бритва и рамка. И он ответил: «У меня их никогда не было». И ещё я спросил, зачем он изгадил наш дом. Знаете, что он сказал?

— Что? — заинтересованно отзывается Бастиан.

— «Вы слишком хорошо живёте».

— Я не понимаю.

Водитель на миг отвлекается от дороги, заглядывает Бастиану в лицо.

— Всё просто. Когда у тебя нет ничего, проще ненавидеть тех, у кого есть хоть что-то. На ненависть не надо ни ума, ни приложения усилий. Проще отнять у другого и разломать, чем достичь чего-то своим трудом. Вы знаете отца Ланглу?

— Конечно.

— Я постоянно хожу его слушать. Вот он как-то сказал, что в каждом из нас живут в постоянной борьбе Зверь и Человек. И путь Зверя легче, но он ведёт вниз. А путь Человека труднее, но это путь к Богу. Я понятия не имею, что такое Бог и за что отец Ланглу призывает его любить, но думаю, Бог — это то, что не стыдно оставить своим детям. Кто-то носит в себе зависть, гнев, агрессию — и таких большинство, потому что так легче. Это как винить в своих неприятностях кого угодно, но не себя, понимаете?

Советник кивает. И указывает в сторону стены, опоясывающей Ядро:

— У пропускного пункта толпа. Чего они хотят?

— Месье Каро, я бы на вашем месте не стал это выяснять сейчас. Вы без охраны.

Бастиан раздражённо дёргает щекой, взгляд его наполняется высокомерием.

— Я не идиот выходить к ним пообщаться, — говорит он резко и холодно.

Вытаскивает из бардачка машины тазер-кастет, проверяет уровень заряда аккумулятора: почти полный. Подъезжая к толпе у ворот, электромобиль сбавляет скорость до пешеходной. Человек двести сидят в тени стены или стоят вдоль обочины. У их ног громоздятся ёмкости с водой. Стоит машине остановиться — и по дверям принимается барабанить множество рук.

— Чистая вода, месье! Всего пятьдесят купонов! Месье, у меня дешевле — отдам две канистры за семьдесят! Купите воды, месье, напоите семью!

Голоса сливаются в сплошной гул. Бастиан делает глубокий вдох и медленно выдыхает, подавляя раздражение. «Они пытаются продать нам то, без чего мы не протянем и суток. Это как продавать воздух, которым ты дышишь каждую секунду, — думает он. — Нашу беду они обращают в способ наживы. И это люди, о которых я забочусь каждый день?»

Створки ворот КПП медленно разъезжаются, пропуская отряд полицейских с щитами и дубинками. Они быстро оттирают толпу от машины Советника, и электромобиль въезжает на территорию Ядра.

— Да чтоб вы передохли там все, скупердяи! — несётся вслед.

Кто-то метко швыряет в машину бутылку, она гулко бьёт по крышке багажника. Толпа разражается свистом и улюлюканьем.

— Пейте свою мочу, уроды! Хлебните кровушки своих детей!

Бастиан с каменным лицом смотрит в точку перед собой. Как только электромобиль останавливается перед шлагбаумом, он резко распахивает дверь, выходит и направляется туда, где полицейские оттесняют толпу.

— Месье Каро, стойте! — орёт ему вслед начальник КПП. — Советник, там опасно!

В ушах звенит не то от жары, не то от воплей. Мокрая от пота рубаха прилипла к спине, воротничок стал тесен. Тазер в опущенной руке странно-лёгок, почти невесом. А шагать тяжело, на ногах словно оковы. Бастиан проходит через арку ворот, останавливается за спинами полицейских. Всматривается в лица людей по ту сторону щитов. Молчит.

Вопли смолкают, толпа глядит на Советника Каро. Ждут.

— Пейте нашу Кейко! — орёт кто-то из задних рядов, и Бастиан вздрагивает.

Реплика требует реакции, какого-то ответа, но ему нечего сказать. Или…

— Моя дочь… — голос срывается, приходится прокашляться, чтобы продолжить. Это вызывает в толпе смех и свист. — Моя дочь сейчас в госпитале. И десятки других детей, которые ни в чём не виноваты.

— Бог мстит вам за беспредел, Каро! Это вам за наших братьев и сестёр!

— Плох тот Бог, что отыгрывается на детях. Но ещё хуже люди, способные этому радоваться. Вы болеете — мы даём вам помощь, ничего не требуя взамен. А что делаете вы? Продаёте нам воду за месячный заработок рабочего?

Последняя фраза тонет в дружном вое сотни глоток. Из толпы в сторону Бастиана летят комья земли и пустые пластиковые бутылки. Полиция теснит людей, пуская в ход дубинки. Бастиан Каро стоит и смотрит, как огрызаясь, отступает безликая толпа. Мысли в голове мечутся, как будто их гонит ветер.

«Мой долг — заботиться о людях, кормить их, обеспечивать всем необходимым. Я должен служить на благо людей. Людей… Это — люди?»

— Месье Каро, — начальник КПП переминается за его спиной с ноги на ногу. — Месье Каро, простите, но лучше вам…

— Я знаю, что лучше, — сухо перебивает его Бастиан.

Поворачивается и возвращается в машину. Пять минут спустя он уже заходит в вестибюль Оси. Сегодня здесь многолюдно: в глазах рябит от полицейских мундиров, у стены, где отмечают выдачу пропусков для посетителей и размещается информация о местонахождении кабинетов, мнётся с десяток подчинённых Бастиана. Внимательный взгляд сразу замечает ответственных за выдачу со складов средств первой помощи и лекарств, распорядителя провизии по Третьему, Четвёртому и Пятому сектору Третьего круга и бледного как мел начальника водоканала. Навстречу Советнику Каро тут же бежит одна из вездесущих секретарей — пухленькая брюнетка Николь Бриан. Она из тех немногих неугомонных женщин Ядра, которые считают, что и мадемуазель тоже надо работать.

— Месье Каро, слава богу! Мы уж было решили, что вы тоже заболели!

В её голосе столько искренней радости, что Бастиан позволяет себе на мгновение улыбнуться и немного сбавить шаг.

— Я в порядке, мадемуазель Бриан. Был в госпитале с дочкой. Кто из Совета здесь?

Николь скачет за ним и бодро перечисляет:

— Месье Робер, месье де Ги, месье Лефевр, месье Седьмой.

— Отлично. Через полчаса пришлите ко мне в кабинет десять свободных посыльных.

Бастиан поднимается в зал заседаний. Впервые за несколько лет он пользуется лифтом — сегодня важна каждая сэкономленная минута. От лифта четыре шага до угла, оттуда до двери зала заседаний — двадцать три шага по узкому коридору без окон.

Советник Каро заходит без стука, приветствует присутствующих вежливым поклоном. В зале трое — осунувшийся, всклокоченный Пьер Робер, начальник полиции Канселье и Седьмой, мрачной чёрной фигурой возвышающийся во главе стола.