Гарик — подросток все-таки верил, что в этот раз ему удастся не умереть, — когда они поднимались из подвала, строил планы побега. И сейчас, еще не окончательно придя в себя, он не желал расстаться с этими планами и размышлял: так, во дворе бежать не получится, отсюда деваться некуда… Вот выведут нас за забор, тогда… Однако сразу за калиткой их ждала машина. Затиснутые на заднее сиденье между двумя сопровождающими (за рулем сидел третий), они лишены были возможности пошевельнуться, не то что сбежать. И все же мальчишеское воображение Гарика продолжало работать: как только остановятся, тогда… Он попытается бежать. Если не получится бежать, закричит. Если застрелят, пусть хоть так, в попытке получить свободу — по крайней мере, под направленным тебе в лоб дулом не придется стоять… Это была непрерывная игра, в которую он играл с собой и раньше. Строил варианты: вот если я завоюю первое место на городской олимпиаде по физике, вот если папа позволит мне пойти в поход, вот если я стану чемпионом мира по теннису… Но теперь игрой и не пахло, все было жутко всерьез — настолько всерьез, что отнимались руки и ноги, стоило представить, как он выскакивает из машины, бежит, разрывающий звук выстрела, пуля, летящая ему вслед… Нет, он не сможет! Лучше он ничего не станет делать, погибнет так погибнет! Но разве это лучше? Нет, он не хочет погибать никак, никак! Слезы все-таки просачивались по каплям из души сквозь глаза, но не приносили облегчения.

Он напрягся, когда появилась возможность реализовать свой план: примерно после получаса езды машина притормозила, дав возможность одному из сопровождающих, быстро открыв боковую дверь, выскочить на шоссе. Там, сдернув вязаную шапочку, которая прикрывала голову, не позволяя разглядеть лицо, бандит рывком очутился на обочине… что с ним произошло дальше, Гарик не видел: водитель дал по газам. Главная пакость, подстроенная судьбой, заключалась в том, что машину покинул бандит, сидевший рядом с Семеном Валерьяновичем, а не рядом с Гариком. Не перепрыгивать же было через дедушку! Да все равно не получилось бы… И все-таки Гарик сожалел об упущенном шансе и мысленно повторял: «Если бы рядом со мной… да я бы запросто… я бы…»

В голове Семена Валерьяновича кипело варево из других дум. Только при свете дня он рассмотрел, насколько они с внуком грязны, по контрасту со свежим весенним воздухом ощутил исходящий от них запах подвала, питания недоброкачественной пищей, соседства с гнусным ведром, и забытое чувство опрятности всколыхнулось в старом человеке. Он косо улыбнулся, удивив рядом сидящего надсмотрщика, — улыбнулся мысли, что в преддверии смерти его способны волновать такие мелочи. Оказывается, способны! Он никогда не понимал старушек, которые загодя припасают одежду, в которой их положат в гроб, посмеивался над этим сомнительным удовольствием заранее полюбоваться на свои белые тапочки, а вот теперь разделял их стремление выглядеть после смерти пристойно. Хотя бы пристойно, не говоря о величии и красоте, которых у него при жизни не было, и было бы чересчур самонадеянно желать достигнуть их после смерти. Он лежит в гробу с белой обивкой, в черном костюме, вокруг скорбящие родственники… Не беспокойся, Сеня, у вас с Гариком не будет гробов. Судя по тому, что машина удаляется от Сочи в сторону Дагомыса, вас закопают где-нибудь на лоне природы, и далеко не сразу случайный прохожий найдет ваши неопознанные тела. А к тому времени от тел будет так смердеть, что этот запах скроет в себе запах позорного подвала, в котором их держали, точно животных в клетке. Люди — людей.

От какой мелочи зависит жизнь человеческая! Все началось с поездки на теннисный корт, а закончится… так, как закончится.

Машина, попетляв, остановилась вблизи небольшого леска. Там их уже поджидала группа людей, которых Семен Валерьянович не захотел рассматривать. Перед смертью он не собирался видеть чужие, ненавистные лица. Он будет представлять лицо Ларисы, какой она была в двадцать два года, когда они вдвоем ходили на танцы и он оберегал ее от хулиганов, провожая домой. Еще он должен успеть взглянуть в лицо внука. Они удивительно сблизились, объединенные совместными злоключениями, жаль, что это ни к чему не привело и что теперь надо расставаться. Они часто ссорились — это напрасно, это оттого, что были напряжены; нужно попросить у него прощения. А пока Семен Валерьянович смотрел себе под ноги — под свои заплетающиеся ноги. Там сплетались растения, кишела насекомая жизнь. О ты, земля, которая меня сейчас примешь…

Гарик все-таки закричал. Но закричал совсем не то, что собирался: не «помогите», не «убийцы», не…

— Папа!

Семен Валерьянович поднял голову и взглянул наконец перед собой. Врачи давно призывали его избегать всяческих волнений: для сердечников несут опасность любые сильные эмоции, как горе, так и радость. Но той эмоции, которая сейчас нахлынула на него, он не желал противостоять. И если ему суждено умереть сейчас, разве не лучше умереть от радости, чем от пули?

— Валера! — закричал он тоже, под стать внуку. — Родненькие, мы живы! Мы здесь!

25 февраля, 08.30. Галина Романова

Однако требуется объяснить, каким образом Сергей Логинов по кличке Зубр так отменно договорился с органами правосудия, что пожелал расстаться с заложниками. Разгадка нетрудна: будучи законопослушным гражданином, Сергей Логинов обратился в милицию, умоляя защитить его от страшного уголовника Крота! В милиции переадресовали его прямиком к прибывшим из Москвы работникам МВД. На переднем крае борьбы оказалась, как всегда, Галя Романова, с ее умением внушать полное и безоговорочное доверие преступникам. Досконально осведомленная о хитроумной комбинации глориевцев Галя едва сдерживалась, чтобы не прыснуть со смеху, и единственное, что позволяло ей сдержаться, — воспитанный за годы службы профессионализм.

— Сергей Матвеевич, — покусывая губу, задавала она мало относящиеся к делу вопросы, — вы уверены, что на пленке изображена именно ваша сестра?

— А кто ж еще? Что я, своей сестры не узнаю? Или, по-вашему, это хренов фотомонтаж?

— О фотомонтаже никто вам не говорит, но вы уверены, что вы узнаете свою сестру?

— Узнаю, а как же. Запишите там у себя. И переходите, в конце концов, к делу! Хватит лясы точить! Я, между прочим, гражданин Российской Федерации, я, если хотите знать, вас всех на свои налоги содержу.

Галя оставила без внимания грубый выпад.

— Перехожу к делу, Сергей Матвеевич. После того как вы совершенно точно узнали свою сестру Зою Матвеевну Барсукову, я должна спросить: узнаете ли вы изображенных на этих фотографиях людей?

Веером, как в смертельном пасьянсе, Галя раскинула перед Логиновым на казенном столе фотографии, казалось, одного и того же лица. На одних оно было с бородой, на других — безбородое, однако черты так четко совпадали, как бывает, казалось бы, лишь у кровных родственников. Но эти двое кровными родственниками не были… Логинов невольно отодвинулся, даже, пожалуй, отшатнулся, узнавая.

— Сергей Матвеевич, — голос Гали остался таким же вежливым, без малейшего напора, — где здесь ваш двоюродный брат Антон Сапин, а где убитый вами тренер Никита Михайлов?