— Расскажи, как тебя занесло в Чёрный цветок, и что заставило выбрать этот путь.

— Выбрать? — девица усмехнулась. — Никто не давал мне выбора.

Талламиль тоже отбросила притворство. Обворожительная улыбка, манящий взгляд, кошачья грация... Всё это было больше не к чему. Жрица любви превратилась в обычную тхару. Брови сдвинулись. И в этом было нечто неуловимое, что напомнило Каршу о другой элвинг. Ашри совсем не походила на силурийскую красавицу. Даже длинные уши и те росли под иным углом. Что же тогда напомнило? Может тот же уставший взгляд на почти детском лице, шрамы души, да раны утрат...

Караванщик не сразу понял, что Талламиль говорит. Так глубоко он ушёл в мысли, что голос элвинг был подобен песне птицы, что ласкает слух, но не рассказывает истории. Карш вынырнул из омута раздумий и стал слушать.

— Силурия увядает. Дома дворян разваливаются, а дети идут в оплату долгов. Из тысячи белых лилий лишь только одна зацветает алым. Все остальные...— девушка запнулась и сделала ещё глоток.

Карш не перебивал. После он склеит сумбурные обрывки в единое полотно.

— Светлая Илламиль не была первой элвинг, которую продали в Аббарр, но она стала первой, кто стала женой Орму. Превратившись из шлюхи, пусть и элитной, в супругу правителя. Не об этом ли мечтает каждая девчонка?

Карш сомневался, что всякая девчонка мечтает быть шлюхой, даже элитной. Но не стал возражать. Всё-таки Талламиль говорила о мечте стать принцессой, а не путях её достижения.

— Мы восхищались и ненавидели её. Восхищались ведь она давала надежду, и ненавидели ведь теперь каждый богатый ублюдок желал хоть на ночь стать Орму. Каждая из нас играла роль Илламиль, мы даже имена выбирали похожие. Вот только я сомневаюсь, что Орму творил со своей супругой то, что доводилось пережить нам.

Талламиль припала к бутылке и несколько раз моргнула, загоняя обратно подступившие слезы.

— Не все пережили. Не все возвращались, если их отправляли в Песью Башню, а кого-то выкупали насовсем. И тогда мы придумывали новые сказки о счастливом конце для них. Сказки, единственное, что спасало. Их мы пересказывали чаще всего, ими мы отгораживались от реальности.

— Ты знала Илламиль?

— Видела пару раз. Она была слишком хороша, чтоб делить с нами трапезу и секреты. Но все знали, что ей повезло получить дар.

— Дар?

— Это когда девушку выкупает полностью для себя кто-то один.

— Эта история известна всему Аббарру, как Орму выкупил силурийскую красавицу.

— Не Орму, — покачала головой Талламиль. — Никто не знал его имени. Он присылал ей огромные букеты лилий. Он был могущественен, наделён властью и поговаривали, что сам некогда был продан из Силурии в Аббарр. Словно все дороги мира ведут в эту проклятую пустыню.

— А где началась твоя дорога?

Девчонка скривилась:

— На одном из северных островов, парящих в небе, в забытом богами местечке Рагкаэр, что значит Долина трёх камней. Три камня — это три горы, с одной видны лишь бескрайние волны океана, с другой убегающая вереница небесных островов, а с третьей — белые шапки Севера. Говорят, стылые земли нам ближе силурийской знати. Так оно и есть. Даже названия и имена были не столь певучи, скорее как застрявшая в горле кость или ворчание камня, да перезвон горного ручья. Вот там, в доме из камня и дерева жила девочка Альта. Она не могла похвастаться кровью старшего или младшего нобеля, наследием рубиновых шахт, но ей досталась красота, которой позавидовали более именитые элвинги. Ее отец возделывал землю, не участвовал в политических играх и даже носа не совал в столицу. Но это все не уберегло его от тяжелой болезни и неминуемой смерти жены, и свалившегося от неё наследства: трёх детей и непомерных долгов. Отцу удалось не растерять первое и приумножить второе. Игры, залоги, выпивка... Альта была старшей из всех, и когда в дом постучался лихвач, первое что он оценил это красоту девочки: остальное-то богатство семьи давно было продано.

Талламиль рассказывала свою историю так, словно это произошло с кем-то другим. Будто эта была одна из сказок, которые девочки шепчут куклам перед сном. Вот только Карш знал, что в этой истории будет слишком много чудовища и ни одного рыцаря в сверкающих доспехах, спешащего на выручку Альте.

— У нас могли забрать всё. Отправить отца на шахту, а младших в приют. У меня не было выбора, — отстранённо произнесла элвинг и замолчала.

— Кто привёз тебя в Аббарр?

— Имперцы, работорговцы, — девчонка задумалась. — Лихвач свёл меня с «нужными» людьми. Таких, как я, было не мало. Весь путь был как в тумане из-за качки и духоты, но нас никто не трогал. Лишь опаивали снотворными отварами, чтобы вели себя тихо. Не плакали. Не портили вид товара... Сознание прояснилось лишь в «Силурийской Лилии».

Талламиль разгладила складки на покрывале кровати:

— На краткий миг я проснулась принцессой, — она улыбнулась воспоминаниям с горькой тоской. — Под расшитым пологом на снежных простынях. Меня накормили, отмыли, нарядили в красивые одежды, и я уже было подумала, что сказки не врут. А затем продали с торгов и клеймили как животное.

Тилламиль откинула волосы, обнажив шею:

— Пылающий лепесток и треугольник трёх башен — тавро элитного товара, дороже нас только белоснежные кайрины и ветераны арены. Белый, пока твоё тело принадлежит Аббарру и чёрный, когда долг будет уплачен. Знаешь, я ведь давно оплатила долг отца и свою вольную. Орт совершил уже оборот, как я свободна. Первым делом я выкрасила волосы в чёрный и отправилась на Лантру. Никто не смотрел на меня как на шлюху, никто не знал моей истории. Я добралась до Рагкаэра, подошла к плетёной изгороди, и верный пёс кинулся мне на встречу. И тогда из дома вышел мой старик, я хотела окликнуть его, но он лишь улыбнулся и спросил: «Вы кого-то ищите?». Мой отец не узнал меня. «Этот пёс был любимцем моей дочери», — кивнул он на льнувшего к моим ногам зверя. «А что с ней стало?», — спросила я. И знаешь, что он ответил? Он сказал, что его дочь умерла, и даже указал место, где стоит могильный камень.

Бутылка опустела и элвинг поставила ее на пол.

— Я дошла до того камня, и прочла выбитое на нем имя, некогда принадлежавшее мне. А после вернулась к старику и купила за пять золотых пса. По «дракону» за каждый год, что он ждал. — элвинг горько усмехнулась. — Единственная любовь, которую можно купить.

Карш подавил желание встать и подойти к элвинг, обнять, утешить. Девушка благодарна кивнула. Она давно перестала жалеть себя и не просила жалости от других.

— Иногда мне кажется, что отец узнал меня, но не смог принять. Как бы оно не было, Альты больше нет, а дом Талламиль тут, в городе, где место найдётся для всякого изгоя, где можно купить новую жизнь, оплатив старой.

Элвинг прищурилась и улыбнулась. Поднявшись с кровати, Талламиль сделала шаг к Каршу, села к нему на колени, взяла его лицо в свои ладони и подарила жаркий поцелуй, неистовый, страстный, словно последний перед концом мира.