«Вот ведь как, – подумал Сиверов, – я считаю, что они мешают работать мне, а они – что мы с Тендряковым мешаем им. Что ж, посмотрим, кто для кого является помехой».

– Вы думаете, М., – так сотрудники Потапчука договорились называть Мерцалова вне стен генеральского кабинета, – попробует проникнуть сюда? – спросил старший лейтенант.

– Не знаю. Но это не исключено, – Глеб всегда избегал давать категоричные ответы.

– Маловероятно.

– Нельзя исключать даже малейшую возможность.

Пару раз по дороге предъявив пропуска вместе с документами, Тендряков с Сиверовым вошли в полуосвещенный зрительный зал. Сиверову уже не раз приходилось осматривать этот зал взглядом профессионала, но еще ни разу Глеб не оценивал его на предмет стрельбы по правительственной ложе.

– Ты бы выбрал какую позицию? – спросил он у Тендрякова.

Тот посмотрел сперва на балкон, затем на сцену и пожал плечами:

– Позиций много, но ни одна не подходит.

– Почему?

– Мне еще не приходилось встречать в жизни камикадзе. Ни с одной из этих позиций улизнуть нереально.

– Правильно.

За старшим лейтенантом и Сиверовым внимательно наблюдали из глубины зала сразу два охранника. Один ,стоял неподалеку от правительственной ложи, второй сидел, повернувшись вполоборота, на парапете бенуара.

– Да, вся трудность для М. заключается как раз в том, что фойе театра во время спектакля пусты, – вслух размышлял Глеб. – В них находится только обслуга театра и охрана. И уйти практически невозможно. Но можно попытаться выйти из театра вместе со всеми – в толпе.

– Каким образом?

– Как заставить массу зрителей одновременно в нужный момент броситься к выходу? – прищурившись, спросил Сиверов.

– Такое может произойти, если в зале вспыхнет пожар или начнется перестрелка. Тогда поднимется паника, люди ломанут во все двери, и вместе с толпой М. сможет миновать охрану.

Глеб замолчал, он смотрел на лепнину потолка, на роспись плафона, на поблескивающую в полумраке огромного зала хрустальную люстру. Наконец сказал, покачав головой:

– Нет, теперь я уверен, что все будет происходить не так.

– Почему?

– Именно потому, что тебе варианты с пожаром и с перестрелкой пришли в голову сразу, точно так же, как и мне.

– Вы уверены? – Тендряков по-прежнему продолжал обращаться к Глебу на «вы», хотя тот давно уже перешел на «ты».

– Я даже знаю, откуда будет произведен выстрел.

– Я думаю, нужно посоветоваться с охраной.

– Не стоит.

– Вы так считаете?

– Подумай сам, – Глеб перешел на самый тихий шепот. – Их задача несколько отличается от нашей.

Они – охрана. Для них главное не допустить, чтобы М. сделал выстрел. Они поступят так: заблокируют проходы, выставят дополнительные посты. А я не хочу, чтобы М. отпугнули, иначе он присмотрит себе другое место, другое время. Он умеет ждать, и я бы не удивился, узнав, что он уже пару раз со времени своего приезда был близок к тому, чтобы нажать на спусковой крючок. Идем.

По памяти Глеб восстанавливал все, что ему было известно о планировке Большого театра. В свое время он знакомился с довольно подробными чертежами.

Проникновение Мерцалова через парадный вход или даже через служебный он исключил сразу же: уж слишком много постов охраны ему бы пришлось преодолеть.

Еще две проверки документов – и Глеб уже осматривался, стоя на сцене за кулисами. Над головой простирались немыслимые сплетения переходов, мостков, нависали кабели, канаты – все сложное хозяйство театральной сцены.

Тендряков вздохнул. Ему это хозяйство напоминало лабиринт, из которого заведомо не существовало выхода.

– Видишь, – проговорил Сиверов, – с этой стороны охраны куда меньше, – он указал рукой на две фигуры охранников, стоявших на мостках. – И могу побиться об заклад, что оба они просматривают не все сектора и уж точно один не видит другого.

Глеб стал торопливо взбираться по узкой металлической лестнице с гулкими ступеньками, которая была бы более уместна на корабле, чем в интерьере театра. Вскоре они оказались на уровне второго этажа. Сиверов медленно шел мимо окон, проверяя, каждое ли из них закрыто изнутри на защелку, прикидывая, можно ли открыть форточку снаружи. Пока вроде бы ничего не внушало тревоги, на подоконниках не виднелось следов, все шпингалеты надежно входили в пазы. На рамах ровно, без повреждений была приклеена лента утеплителя.

Один из охранников, предупрежденный о появлении здесь людей из ФСБ, внимательно следил за их действиями, но не подходил близко, не лез с допросами или советами.

Сиверов, а за ним и Тендряков подергали за ручку больших деревянных ворот для загрузки декораций и убедились, что калитка надежно заперта.

– Черт, неужели я ошибся? – пробормотал Сиверов. – Хотя… – он немного задумался, затем на его губах появилась улыбка. Он вновь представил себя на месте Мерцалова.

«Стрелять отсюда – с мостков? Нет, здесь сам стрелок является отличной мишенью. И не так уж важно, каким путем он собирается попасть в театр, важно, каким путем собирается уходить».

Глеб чувствовал, что правильно определил точку, с которой Мерцалов собирается стрелять. А значит, он, Глеб, выиграл. Игра в прятки теряет смысл, если знаешь, где человек прячется.

Тендряков, согласно полученным от генерала Потапчука инструкциям, старался не мешать Глебу и покорно полез на головокружительную высоту вслед за своим то ли спутником, то ли начальником. Чем выше они поднимались, тем тверже становилась уверенность Глеба, что он прав. Он уже представлял себе Мерцалова, взбиравшегося до него по этим же ступенькам.

«Восхождение… Восхождение к вершине, – думал Глеб, – это в его вкусе. Подняться на самую вершину, вознестись выше всех и совершить самое громкое дело из всех содеянных».

Они миновали уровень блоков, на которых были закреплены штанкеты, и очутились среди балок перекрытий, стропил. Здесь уже явственно чувствовался холод улицы, хотя временами сюда и задувал теплый воздух изнутри здания. Глеб разве что не принюхивался, он осматривал каждую балку, каждый сантиметр покрытого толстым слоем пыли чердачного пола.

«Место гиблое, но наверняка сюда наведываются», – решил он.

Наконец его усилия принесли плоды: Сиверов обнаружил полосу, почти не покрытую пылью. За один раз такую дорожку не протоптать.

Вскоре они подошли к вентиляционной шахте – дорожка сама привела их туда. Сиверов остановился перед низкой дверью, неплотно прикрытой, за которой была непроглядная темнота. Он подал знак Тендрякову, чтобы тот стоял на месте, сам вытащил пистолет и толкнул ногой дверь.