Некоторое время Маша пыталась сообразить, зачем Макару грабли, а главное, отчего Сергей позволил размахивать ими в салоне. Вот что сельское хозяйство делает с людьми…

– Ему тоже передавай. Вечером созвонимся, хорошо?

– Скучай там по мне как следует, – строго сказал ее муж прямо в ухо, и в трубке раздались гудки.

Маша тихо рассмеялась. Перекусить они едут, значит! Переводим: Илюшин тащит напарника в пиццерию.

При мысли о пицце она почувствовала, что голодна. Хотелось не яичницу, которая успела надоесть ей до чертиков, и не омлет, и не кашу, а тарелку хрустящей жареной картошки или, скажем, бифштекс со свежим салатом…

– Рота, подъем! – скомандовала себе Маша.

Завтракать она будет потом, первым делом следует накормить и выпустить кур.

Нагретые половицы под ее босыми ногами отзывались легким поскрипыванием. «И все-таки, почему к вечеру дом скрипит сильнее?».

Все еще зевая, Маша отодвинула засов, распахнула дверь и застыла, пораженная открывшейся картиной.

На перилах лежала курица. Голова ее, уныло свесившаяся набок с короткой измусоленной шеи, находилась в полуметре от тушки. Глаза были подернуты молочной пленкой; желтые лапы бескомпромиссно торчали вверх. Над ней вились мухи.

Маша, не успевшая проснуться окончательно, сначала поняла лишь, что мертвая птица каким-то образом выбралась из курятника и оказалась на перилах. Некоторое время она тщилась разрешить эту загадку. Однако вскоре мозг вместил расстояние между куриной головой и телом. Маша подошла ближе, склонилась над птицей и внимательно рассмотрела ее горло.

Ее вторым предположением было, что хищный зверь пробрался в курятник, но не успел завершить начатое и удрал, бросив добычу на крыльце. Она уже догадывалась о слабых местах этой версии, но вид куриной шеи окончательно расставил все по местам.

Горло птицы было чем-то перерублено. Такой ровный срез мог оставить только хорошо заточенный инструмент: топор или нож.

На всякий случай Маша перевесилась через перила и посмотрела вниз – словно тот, кто убил злосчастную птицу, мог затаиться под крыльцом, дожидаясь ее реакции. В траве никого не было. Тогда она зашла в дом, сунула за пояс молоток для отбивания мяса, отыскала телефон, вернулась обратно и сфотографировала «место обнаружения тела». У нее не было ни единой мысли, зачем бы ей в будущем могли потребоваться сорок снимков курицы с отрубленной головой, но она помнила, что говорил ей муж. «В случае экстраординарных событий первым делом обеспечь свою безопасность. Затем – зафиксируй то, что видишь. Запиши, проговори про себя, если можешь – сфотографируй. Время, обстоятельства – все это потом может оказаться крайне важным».

Она бросила взгляд на циферблат. Одиннадцать часов двенадцать минут. Судя по слабому запаху и мухам, труп лежал здесь не один час.

Кто-то, пока она спала, пробрался в курятник, поймал курицу, обезглавил и разложил на перилах. «Спасибо, что не принес мне в кровать».

– Хорошо, что меня не оставили присматривать за конюшней, – пробормотала Маша.

Новая ужасающая догадка словно толкнула ее изнутри: Машу осенило, что эта курица – лишь предвестник еще более ужасающей трагедии, первая ласточка, обещающая кровавый дождь…

Идиотская мысль о том, может ли курица работать ласточкой, билась в ее голове, а Маша уже мчалась со всех ног к курятнику. Распахнув дверцу, она замерла, приготовившись увидеть последствия чудовищной расправы.

Ее оглушило возмущенным кудахтаньем. Куры – разгневанные, злобные, проголодавшиеся, но, главное, неоспоримо живые, – налетели на нее со всех сторон.

Маша перевела дыхание. Слава куриному богу!

Птицы хлопотали у нее под ногами, ругались, пихались, били крыльями, поднимая пыль, карабкались вверх по ее штанинам, точно попугаи, а одна дурында, взлетев, зацепилась за рукав рубашки и сосредоточенно пыталась склевать с Машиного пальца обручальное кольцо. Но Маша в эту минуту готова была простить им все. Она с трудом высвободилась, протиснулась наружу и вернулась с кормом. Птицы переключились на еду, и ей наконец-то удалось пересчитать их.

Одиннадцать. Кто бы ни убил курицу, он расправился только с одной.

Обдумывая случившееся, Маша открыла дверь в вольер для прогулок, долила в поилку воды, распинала тех, кто особенно злостно расклевывал ее калоши, и извлекла из ящика два яйца. Куры не выглядели потрясенными гибелью своей товарки. Они вообще вряд ли заметили ее исчезновение.

Маше вспомнился знаменитый цыпленок Майк, ухитрившийся прожить без головы полтора года и ставший достопримечательностью Колорадо. Когда она рассказала эту историю мужу, Бабкин флегматично ответил в том духе, что многие без голов по пятьдесят лет живут и ничего, даже за зарплату в ведомости расписываются.

– Курица, значит, – вслух сказала Маша. – Ладно. Посмотрим.

Она переоделась, собрала останки жертвы в пакет и заперла дом. Молоток перекочевал за пояс джинсов. Сверху Маша закрыла его рубашкой навыпуск. Она была растеряна, зла и одновременно сбита с толку. Но если человек, прикончивший птицу, надеялся, что ему удастся ее испугать, он просчитался.

Однако ситуация требовала каких-то действий; она была совершенно, абсолютно ненормальной даже для Таволги, и Маша ясно это понимала. Не полицию же вызывать из-за убитой курицы…

Она позвонила Татьяне. Абонент был недоступен.

«Нужно поставить в известность главу деревни».

Если Беломестова, увидев Машу, и подумала, что та зачастила, она ничем не выдала этих мыслей. Лицо ее было так же приветливо, как всегда. Но когда она заметила пакет, выражение ее глаз почти неуловимо изменилось.

– Здравствуй, Машенька! – начала она, и чуть преувеличенно умиленная интонация подтвердила первое Машино впечатление: Беломестова ожидала чего-то нехорошего. – А что это ты какая хмурая?

Маша молча выложила на траву перед палисадником две части курицы. Можно было ограничиться фотографией, но она решила, что так будет нагляднее.

– Это я нашла утром на перилах крыльца, Полина Ильинична, – буднично сказала Маша, глядя снизу вверх. – Кто-то поймал птицу, отрубил ей голову и принес к моей двери.

На лице Беломестовой медленно проступило понимание, а следом – отрешенность. Маша видела такие лица у покупательниц в мясном отделе. Вглядываясь в окорока, вырезку, печенку и филе, женщины производили в уме сложную операцию: прикидывали свежесть мяса, одновременно выбирая рецепт для ужина, и мысленно пополняли список продуктов, которые пришлось бы докупить. Если б не очевидная нелепость этого предположения, Маша сказала бы, что староста прикидывает, пустить ли дохлую курицу на бульон или на холодец.

– Ох, да что ж такое творится-то… – начала Полина Ильинична. Однако ее голосу по-прежнему не хватало убедительности. – Кто же это сделал?

Когда Маша в смятении шла к дому старосты, она ожидала получить от Беломестовой нечто вроде утешения. Так ребенок бежит к взрослому, – зная, что тот найдет решение, и полностью доверяя ему. Какое счастье, когда есть человек, который прокладывает курс и всегда знает, что нужно делать! В глубине ее души жила надежда, что Беломестова со своей неизменной снисходительной улыбкой разъяснит, что именно произошло. Пусть даже это объяснение выставит Машу в глуповатом свете, зато после него не останется никаких вопросов. Все будет предельно ясно. «Например, Татьяна договорилась с соседями, что раз в месяц кто-то из них будет забивать курицу. А меня она просто забыла об этом предупредить».