они твердо знают: их успех неотвратим, они обязательно его добьются.

Разум — сфера таинственная и загадочная, о которой мы знаем еще слишком мало. Большинство людей, которые признались в этом процессе построения мысленных картин, не могут предложить никакого объяснения тому, каким образом и почему он срабатывает, но одно они знают точно: да, он действительно дает результаты. Стало быть, каковы мысли в душе человека?126

Д-р Маркус Бах посвятил исследованиям разума много лет. Он является настоящим экспертом в области современных религиозных течений, автором семнадцати книг, лектором и авторитетным специалистом по международным и межрелигиозным отношениям. И теперь вы вместе с ним, воспользовавшись отрывком из его книги *Мощь восприятиям, отправитесь в уникальное путешествие, точнее, в настоящую исследовательскую экспедицию, которая наверняка предложит вам совершенно новое восприятие как вашей сегодняшней жизни, так и вашего будущего...

Когда я думаю о том совершенно ненаучном, непритязательном, можно сказать, «домотканом» воспитании, которое получил в детстве, то сам удивляюсь и воспринимаю почти как чудо то, каким человеком я в конце концов стал и что мне удалось сделать. Никакого тебе доктора Спока, никакой школы Монтессори1'7, никакого психологического руководства, никакого количественного исследования свойств характера, никаких тестов Роршаха"8 — ничего такого не фигурировало в моей биографии вплоть до совершеннолетия. Я даже не проходил обследования на рентгеновском кимографе — нрибо]х?, который регистрируй параметры физиологических процессов сосания, глотании и дыхания-Тем не менее, я никогда не попадал нив какие сколько-нибудь серьезные передряги; меня никогда не таскали в полицию и я никогда, нисколь* мне известно, не опозорил своих родителей или себя самой). Наир^01®’ все было вполне пристойно, и уж коль я пою себе хвалу в режиме к(| педла»ту позвольте мне упомянуть, ч то когда дело дошло до заполнен^

достойной персоной* той ниши, которая образовалась в нашем семейном зале славы, я был отнесен к высшему разряду кандидатов в экспонаты.

Мне было лет двенадцать, когда, после того как я по-настоящему блеснул на одном музыкальном конкурсе местного значения, моя мать высказала мне пару комплиментов и добавила: «Я особенно горжусь тобой, потому что ты был единственным моим ребенком, которого я деи-пъительно не хотела».

В нынешние времена такое чистосердечное признание означало бы процентную гарантию того, что и матери, и ребенку’ пришлось бы. как минимум, девять месяцев проходить лечение у психоаналитика плюс, возможно, еще несколько сеансов шоковой электротерапии. Я же посчитал заявление матери потрясающей похвалой. Вот он я, незваный гость на этой планете, но имеющий успех и творящий добрые дела! Я появился на свет по ошибке родителей, но явно по приказу свыше! ^го было замечательно! Хорошо помню, как моя мать тогда смеялась и обнимала меня, аячувствовал себя уникальным и особенным всякий раз, когда размышлял о том, что был нежеланным желанным ребенком.

Я часто думаю об этом, когда беседую со студентами на серьезные житейские темы и даю им советы. Некоторые молодые люди с большим беспокойством говорят мне, что их усыновили, приняли в чужую семью, но долго не сообщали об этом, а уж тем более не советовались с ними, нли рассказывают о дошедших до них слухач, будто они незаконнорожденные, или об имеющемся у них ощущении, что они когда-то были нежеланными детьми. Другие мои слушатели жатуютея, что все время чувствуют разрыв между собой и своими родителями; что их папы не понимают их, а они не понимают своих паи; что между ними зияет пропасть, через которую они никак не moivt перебросить мост; что они не в состоянии нормально общаться с «предками». И постоянно звучит жалоба, которая уже стала банальностью* «Не знаю, что мне делать с моей жизнью, и дома пег никого, кто мог бы хоть что-то посоветовать».

Я стараюсь вспомнить, а советовал ли мои отец когда-нибудь и что-либо мне, - и, к сожалению, мне это не удается. Не удастся вспомнить нремя, когда мои отец и и уселись бы рядышком для откровенного разговора. Серьезные жизненные факты никогда нами не обсуждались. Вопросы пола, а гем более секс не упоминались вовсе. Мне было бы затруднительно обьнснить, где я приобрел сведения о гом, чт должен знагь каждый молодой человек. Что же касается карьеры, я был полностью са Ц’П’ОИТ! :> Н 1м ■■■ * и • I ■.» . f ' I Q.lHWt»' nujj HU.............

всем на свете за исключением, возможно, религии я был вольным пу^. шественником, который сам выбирал себе путь и шагал по открытой всех дороге, и никто не регулировал мое движение. Но удача была на моей стороне. Отец произвел на меня впечатление только одной неизгладимой фразой, словами, которые прилипли ко мне, как фирменная кличка к какой-нибудь «белой вороне». Он сказал очень просто: «Единственное чего я ожидаю от тебя, мой мальчик, — это что ты сделаешь в своей жизни что-нибудь заслуживающее внимания».

Моя мать, которая ни в коем случае не соглашалась с тем, что говорил отец, и которая фактически никогда, ни единого раза не дала мне хоть какого-нибудь долгосрочного совета, рассчитанного на более или менее длительную перспективу, в данном вопросе поддержала отца, когда адресовала в мой адрес следующую родительскую директиву: «Мы ожидаем от тебя только одного — что ты сделаешь в своей жизни что-либо достойное внимания».

Не мшу сказать, что именно сыграло тут главную роль: то ли манера, которой это было сказано, то ли удачный выбор времени, то ли некая особая восприимчивость с моей стороны, — честно говоря, я никогда об этом не думал. Знаю только одно: эти слова родили во мне ожидание н сделали меня чутким и чувствительным, а также, насколько я понимаю, и по сей день служат прочным основанием, позволяющим мне ощущать то, чего люди обычно не ощущают. Я по своей природе предрасположен к большим ожиданиям. Даже высказывание из Священного писания: «...Кому дано много, много и потребуется,..»130 — очень повлияло на мой нрав и расположение духа. Много было мне дано — не в смысле советов, рекомендаций, увещеваний и наставлений, но в смысле чувства товарищества. Однако даже оно у меня никогда не носило чрезмерно интимного характера. Оно было каким-то, я бы сказал, удобным — удобным чувством, которое бросало мне вызов в виде конкретной цели: от меня ожидалось, что я сделаю в своей жизни нечто заслуживающее внимания.

Были в нашей семье определенные неписаные заповеди, которые редко обсуждались и