Он никогда раньше не слышал, что студентов отправляли в стиратели. Слишком ценный ресурс пси-специалисты, чтобы им разбрасываться. Обычно это наказание, отряд штрафников, место для оступившихся псиоников, да не просто оступившихся, а безнадежно упавших. На пути к дну много ступеней и остановок. Видимо, кто-то решил, что он уже достаточно спотыкался. И ему придали ускорение пинком.

На первом же перекрестке Грошев свернул направо и толкнул первую же двойную дверь. Не очень большая квадратная комната мало походила на библиотеку, но именно ею и являлась. Книг было немного, всего два шкафа из старомодного темного дерева, закрытые стеклянными дверцами. Основной доступ к информации был через компьютер. Через три машины, стоящие в разных углах.

Макс бросил письмо на стол и сел за первый. Пальцы пробежали по клавиатуре, вбивая слова в строку поиска. Комп затребовал код доступа. Да, они не в лагере, они в Императорском бункере. Грош снял с шеи муляж кад-арта и вставил в порт, машина пискнула, и он получил ученический допуск.

«Отряд стирателей». Найдено двадцать семь тысяч результатов.

Как назло, первыми выскочили фотографии, от которых Грошев уже не смог оторваться. Палец, как заведенный, кликал картинку за картинкой. Изображения того, во что превращаются люди, часто применяющие модификацию «игла».

Стирая чужую душу, псионик растрачивает собственную. Из отряда стирателей редко кто выходит на пенсию, его солдаты к тридцати годам выглядят на семьдесят. Стереть призрака – значит вливать в него силу, пока оболочка не лопнет. Делая это, пси-специалист опустошает себя. Сколько он выдержит на пределе возможностей?

– Ох, – послышался тихий вздох. Парень обернулся.

Макс погрузился в мир фотографий, снимков энергии и некрологов, в мир грядущего будущего. Причем так сильно, что не услышал, как вошла Лиса. Как она встала за спиной и взяла в руки письмо, на котором остались его потные отпечатки.

– Убирайся, – сказал он.

– Максим…

– Чего непонятного в слове «убирайся»?

– Я могу помочь.

– Я не просил о помощи.

– Послушай…

– Уходи! Или я выкину тебя отсюда!

Настя была упорной, иногда безрассудно упрямой, но она не была дурочкой. Она знала, когда можно настаивать, а когда – нет. Не тогда, когда его голос звенел от бешенства.

– Когда будешь готов говорить, просто позови, – тихо сказала девушка, закрывая за собой дверь.

Грош вернулся к экрану, с которого на него смотрели люди с потухшими глазами. Люди в инвалидных колясках, многие – с кислородными баллонами и скрюченными шишковатыми пальцами.

Картинки преследовали его всю ночь, не помог даже укол, смесь обезболивающего с успокоительным. Он забылся сном, в котором бежал по заваленным штрекам шахты, спасался от оглушающего камнепада, преследующего его по пятам. И вдруг оказывался сидящим в инвалидной коляске. Дрожащие пальцы не в силах были ухватить обод колеса и двинуться дальше, в мышцах не было силы, а дряхлеющее тело ломило от усилий, дыхание отдавало кислятиной. Звук раздавался все ближе и ближе. Каменные глыбы катились по коридору, словно мячи в кегельбане. Еще секунда и… он до последнего пытался сдвинуть с места застрявшую на неровном полу коляску. Пока его не завалило. Пока он не проснулся.

Грош до утра пялился в потолок, как никогда осознавая, что до отъезда из бункера осталось семь дней.

– Ты как? – спросил Леха.

– Думаешь, если ты спросишь в третий раз, а я в третий раз отвечу «нормально», то что-нибудь изменится?

– Блин, ну почему ты такой… – Игрок отставил кружку.

Они сидели в столовой. За соседним столом о чем-то спорили толстяк и Сухарев, через проход заканчивала обед сменившаяся с поста охраны пятерка солдат, Калес присоединился к ним спустя минуту. В дальнем конце зала, где столики были заняты через один, он увидел Маркелова и встретился взглядами с незнакомыми мужчинами и женщинами. Здесь мало кому было дело до временного жильца, раз знал свое место и не совался, куда не надо. Лисицына заняла столик в углу и сверлила его взглядом.

– Потому что, – ответил Грошев, поднимая ложку и совершенно не ощущая вкуса того, что ел.

– Тогда я знаю, что тебя развеселит. – Леха посмотрел на Гроша. – Ну или хотя бы отвлечет. – Он встал и скомандовал: – Идем.

Игрок привел его в один из залов, где Максу бывать еще не доводилось. В первый момент парень даже подумал, что друг ошибся и их сейчас вежливо или не очень вежливо выставят за дверь. Помещение больше всего напоминало тронный зал, хотя как он мог судить, если видел нечто подобное пару раз по телевизору.

Зал был большой, просто огромный.

– Не дрейфь. – Его толкнули в спину, и засмеявшийся Воронов вошел в зал.

Следом появились Сухарев и скупо улыбающаяся Лиса.

– Мы знаем, что ты тут никогда не был, – сказал Игрок. – Мы уговорили профа открыть зал для церемоний.

– Не совсем так, молодой человек. У нас инвентаризация, – раздался голос, и Грош увидел Дорогова и Цаплина с ноутбуком, стоящих чуть дальше, – но когда мы узнали, что вы не проходили посвящение, то решили заняться залом немного раньше, чем планировали.

– Посвящение?

– Точно. – Толстяк остановился рядом с профессором.

Высокие потолки, отполированный до блеска пол, резные каменные колонны, которые не по силам обхватить руками одному человеку. Картины, портьеры. Постаменты и статуи. Слишком торжественно, слишком помпезно. Только трона с императором не хватает.

– Ты тогда сбежал из Академии, – тихо сказала Настя.

– Опять, – оглянулся Леха. – И пропустил посвящение в псионики.

– Почему-то меня это только радует.

– Да ладно, было весело, – отмахнулся Игрок. – Великий герцог даже речь толкнул.

– Он был пьян и сильно шатался, – вставила Настя.

– Потом мы поклялись служить и защищать. – Леха указал на постамент, где стояла каменная плита с высеченными словами.

Первая присяга воинов Керифонту. Макс почувствовал, как на него накатывает раздражение, ему не было дела ни до слов, ни до мертвецов, что их произносили.

– Першину вырвало на ботинки распорядителя, – вспомнила Лисицына.

– И веселье пошло по нарастающей, – буркнул Грош. – Где купель, в которой полагалось топиться? И каким узилищем перекрещивали?

– Что-то ты сегодня мрачнее обычного. – Леха остановился напротив постамента с помпезным кубком, увенчанным гербом Империи. Такой очень хорошо бы смотрелся в руках у капитана спортивной команды под вспышками фотокамер. – Кстати, об узилищах. – Друг указал на кубок. – Угадай, кто это?

Макс промолчал, не ощущая даже малейшего всплеска любопытства. Ему вдруг нестерпимо захотелось оказаться подальше отсюда. От ничего не значащих слов и улыбок.