Оказывается бегать босиком по незнакомой кустистой местности, утыканной минами-ловушками в виде бритвенно острых кусков кремня, чрезвычайно больно.

Но я не останавливаюсь. Потому что теперь я целеустремленная женщина. И мой план таков: положить телефон обратно, извиниться перед Мелиссой, вернуться к остальным до захода солнца, после этого жить долго и счастливо. Я повторяю его, как мантру, – отчасти чтобы отвлечься от пульсирующей боли, обжигающей мою правую ногу, и отчасти чтобы не терять мотивации.

Если я буду бежать быстро, то никто не заметит. Если я буду бежать быстро, Инге подумает, что просто задерживаюсь на холме в поисках себя. «Если я буду бежать быстро, – уверяю себя я, стараясь игнорировать ползущее по голени ощущение, будто мою ногу режут пополам, – то, возможно, мне удастся найти парацетамол. И пластырь. И, может, даже кроссовки. Перед тем, как превращаться в берсерков…»[41]

Прихрамывая – агония охватила теперь всю мою правую ступню, покрытую кровью вперемешку с грязью – я врываюсь в дом. Схватив кухонное полотенце, я использую его как импровизированный носок, закрепив эластичной лентой для волос, чтобы не заляпать кровью весь пол из сосновых досок. Он немного тесноват, но я логично предполагаю, что сжатие ноге даже на пользу, потому что вряд ли я сейчас смогу поднять ее или приложить к ней лед. (День № 1 курса основ первой помощи: ЛЕД. Приложить лед, прижать, поднять – это спасает жизни…) Придерживая носок из полотенца, я ковыляю по коридору и кладу свой телефон в плетеную корзину, все еще стоящую на виду благодаря нашим доверчивым хозяевам.

Едва мои руки освобождаются от телефона, я чувствую себя в какой-то степени свободной. И немного гордой от того, что сделала Верное Дело.

Я хороший человек! Я знала, что хороший!

Я иду обратно, как вдруг слышу, что в дом снаружи заходят Магнус с детьми. Мне не хочется объяснять, что я здесь делаю, и путь через переднюю дверь мне закрыт. «Придется подождать, – рассуждаю я, – пока кто-то из них не захочет пописать или что еще». Я пробираюсь в подсобку, где наряду с цыплятами и бензопилой хранится *барабанная дробь* обувь…

Я с восхищением рассматриваю ряд детских ботинок и немного стильные сапожки, которые, по всей видимости, принадлежат Инге, а также свалку кроссовок. Включая… мои! Стараясь не дышать рядом с вонючими уродцами Мелиссы, я бросаюсь и хватаю мои до сих пор заметно белые Nike.

Вот вы где!

Поддавшись эмоциям, я крепко прижимаю их к груди.

«Если я спрячу вас в безопасном месте, – мысленно обращаюсь я к своим кроссовкам, – и если найду подходящие носки, то завтра смогу надеть вас! Когда опухоль спадет…»

Вскоре слышится топот маленьких ножек. Распахивается дверца холодильника, блеет ягненок, и я делаю вывод, что все подкрепляются. Через какое-то время неизбежно раздается ной – понятный во всем мире сигнал о том, что «малышу нужно срочно сходить на горшок», и я слышу, как вся компания марширует по коридору к туалету.

У-фф!

Я наваливаюсь на дверь, пытаясь открыть ее без щелчка, пока не равняюсь глазами с отсеками со всякой всячиной – обломками семейной жизни. Первую пару отсеков полки занимают связки ключей, детали Lego и одинокая варежка. Под ними лежат две связки нераспечатанных конвертов. Первая – по большей части с наклеенными марками и написанными от руки экзотическими прозвищами, такими как «Секси Шторм» и «Одинокий Волк» («Похоже на имена викингских рестлеров!» – ухмыляюсь я. Ну да, я снова лезу не в свои дела, но ведь эти имена такие забавные). В другом отделении лежат официальные конверты, уже с написанными адресами, но еще без марок. Я просто восхищаюсь системой и задумываюсь над тем, как бы внедрить нечто подобное у себя дома. И тут я замечаю среди «исходящей почты» конверт со своим адресом.

Изучив его подробнее в тусклом свете, я понимаю, что это мое письмо, которое я написала в первый день, – то, которое я должна прочитать через шесть месяцев. «Может, прочитать его сейчас?» – я морщусь, ужасаясь своей прежней «Я». «Могу ли я сейчас вспомнить, о чем оно?» – почти с нежностью думаю я о своих первых часах подготовки викингов и о том, какой чужой она мне казалась. «Раньше я даже не притрагивалась к ржаному хлебу! И не делала носилки из ветвей и секс-кофты! И не училась добывать пищу, строить лодки, чувствовать навигацию задницей! А теперь я все это сделала! Благодаря Мелиссе…» – понимаю я, делая мысленную заметку сказать ей за это спасибо. И извиниться. Еще раз. На этот раз как следует.

Я кладу письмо обратно, готовясь проявить терпение – впервые в жизни – и подождать.

«Не так уж все было и плохо, – теперь я могу оценить происшедшее по достоинству. – Даже Марго на самом деле не так уж ужасна. Даже несмотря на то, что выглядит убийственно великолепно и до отвращения привилегированно…»

Я всегда укоряла Мелиссу за то, что ее чрезмерно впечатляют аристократы, но какая-то часть меня очарована тем образом жизни, который ведет Марго.

Интересно, чем занимаются ее родители? И где именно она живет?

Поняв, что имеется очень простой способ удовлетворить мое любопытство, я беру пачку оставшихся писем и просматриваю надписи на конвертах. Триша живет возле Брайтона, что, впрочем, уже и так известно… А Марго? Я вижу почтовый код Кенсингтона («Конечно, чертов Кенсингтон, где же еще»). Я готова положить пачку обратно, как вдруг останавливаюсь.

Постойте-ка…

Я откладываю два конверта и смотрю в отсек, чтобы проверить, не завалялось ли там еще.

Ничего… странно.

Я изучаю оставшуюся пару: на обоих конвертах написано мое имя. Но одно моим почерком, а другое – большими и размашистыми курсивными каракулями, которыми я втайне восхищалась последние тридцать лет. Почерком Мелиссы.

Конверт обозначен: «Для Элис Рэй», а за этим следует адрес моей сестры. Сначала мне кажется, что она ошиблась. Но зачем тогда ей было указывать свой адрес? Неужели она забыла мой?

Тем, что произошло дальше, я не горжусь. И я думаю, что, возможно, Мелисса с Тришей были правы. Может, я и в самом деле любительница совать нос не в свои дела… Но ведь конверт адресован мне. Получается, что формально он мой. С другой стороны, телефон тоже мой, и посмотрите, чем это закончилось…

Всего лишь через пятнадцать минут после клятвы как можно больше походить на викингов и усвоить их кодекс поведения и все их благородные качества – ну там, знаете, честность, правдивость, стремление как можно реже встревать не в свои дела – я застаю себя за тем, что вскрываю конверт и разворачиваю белые хрустящие страницы. Едва смея дышать, я читаю:

Дорогая Элис…