Земцова. Оперативник покрутился рядом, потом пошел к своим, с любопытством наблюдающим за контактом.

— Ну как? Что там?

— Все нормально — у залесцев-же чудопереводчик, так что диалог налажен. Разговаривают…

— «За кашу манную и жизнь гуманную, розовые дали и голубые сандалии»? — блеснул своими познаниями в залесском фольклоре «Ухо», — Слушай, «Дубль»… Я вот что подумал: наши же сразу, про этого переводчика, знали?

— Ты это к чему?

— Да я все про «языковую дисциплину». Её же поэтому ввели?

— Возможно — мне не докладывали. Просто пришел приказ.

— Точно поэтому. Чтобы мы знали, что они нас понимают и не расслаблялись. Иначе решим, что они не понимают, будем всякое болтать — а тут раз… И понимают…

— Ты мне это зачем сейчас говоришь? Чтобы показать, какой ты умный? Или тебе прям уши грызет эта дисциплина?

— Просто логику понять хочу.

— Логика тут простая — не налажать. Наверху решили с ними дружить против кого-то, так что наша задача — показать, что мы облысеть какие дружелюбные и полезные. Тем более, как выяснилось, смысл дружить обнаружился во всю спину.

— Ты про старую имперскую дорогу?

— Я про старую имперскую дорогу. И, учитывая, что у имперцев все было завязано на одаренных, а у нас их нет, дружить придется отчаянно. Я, за те возможности которые она дает, готов бритье налысо потерпеть, не то, что языковую дисциплину. Причем, сейчас, это было ни разу не преувеличение.

— Понятно.

— Ну раз понятно, тогда сосредоточься и сделай так, чтобы все было чисто и четко.

Оперативник повелительно махнул рукой, отвернулся, достал из разгрузки герметичный пенал, извлек оттуда тонизирующую палочку и, сунув под маску, начал яростно её грызть, прислушиваясь к беседе.

* * *

«Обух» сделал обход, чтобы убедится что все тихо и подошел к одному из ученых, который, при свете фонарика, зарисовывал остатки фрески на стене.

— Командир сказал: «Отбой»… Ничего еще не закончилось.

— Ох… Извините, но я, к сожалению, вряд ли засну.

— Таблетку дать?

— Бесполезно. Они на меня не действуют.

— Вас бы, тогда, медкомиссия не пропустила.

— У нас она не такая строгая, как у вас. Ученых, с моими знаниями и опытом, да еще и достаточно физически развитых, чтобы выдержать подобное, не так уж много, знаете-ли. Так что, по мелочам, делают поблажки.

— Спать — не мелочи.

— Знаю. К счастью я, от этого, почти не страдаю. Адаптировался.

— А отчего у вас бессонница?

— Последствия экспериментов с «Орлиной Слезой».

— Не слышал.

— Ну разумеется. Это очень редкая штука. Стоимость за грамм как у алмаза.

— И что она делает?

— Много чего. Повышается работоспособность, улучшаются когнитивные способности. Я за сорок восемь часов написал докторскую диссертацию.

— Здорово. Наверное…

— Да. Слишком хорошо, чтобы быть правдой, поэтому я почти не удивился, когда столкнулся с побочными эффектами.

— Бессонница?

— Не просто бессонница. Мозг, если можно так выразится, не может перестать думать. Тебе постоянно сняться сны. Яркие, во всех подробностях. Но они не дают отдыха.

— Так и помереть недолго.

— Да. Летальный исход, психические расстройства — все в ассортименте. Мне повезло — организм сумел адаптироваться и я отделался нарушением сна и сменой интересов.

— Ну это пустяки.

— Отнюдь… И проблемы со сном не самое страшное. Я вот, к примеру, раньше занимался биохимией, но полностью потерял к этому интерес. А еще привязанности… Представьте, что все, что вам раньше было дорого — любимая женщина, родные места, родители, теперь не вызывают у вас ничего, кроме смертельной скуки и желания бежать от них подальше.

— Тогда да — страшно, — «Обух» помолчал раздумывая, — И зачем эта штука нужна?

— Ну я же, выше, описывал.

— Да я понял, но кто её будет употреблять, такой ценой?

— Много кто. Ученые, политики, разведчики. «Орлиная Слеза» превращает тебя в сверхчеловека который может, за сутки, выучить новый язык, сделать безупречные выводы из крупиц информации, буквально читать людей по мельчайшим невербальным сигналам. Период, до наступления побочек, длится недолго — «медовый месяц», как его называют, но за этот месяц можно сделать больше, чем за всю жизнь.

— А потом?

— Потом… Потом страдать и надеяться, что повезет адаптироваться, отделавшись чем-то вроде моего набора. Шансы, кстати, неплохие — если молод, здоров и хорошая наследственность, то процентов восемьдесят на то, что сохранишь рассудок. Многие рискуют.

— Ясно… — кивнув, «Обух» посмотрел на фреску, — А это что?

— Бесценное свидетельство. Судя по тому, что здесь изображено, имперцы пытались проложить дорогу на Арш. Но их остановили.

— Кто?

— Наши предки, разумеется. Очень многие думают, что большую часть знаний в данной области мы получили, присвоив архивы Ордена Глашатаев. Это не так. Задолго до этого, мы смогли остановить имперскую экспансию на наш континент и, возможно, были первыми, кто смог нанести им серьезное поражение. И эта фреска тому доказательство. Имперцы не очень любили увековечивать свои неудачи, но для нас сделали исключение, настолько их потряс тот отпор, который они получили.

— Можем, когда захотим…

«Обух» новыми глазами посмотрел на фреску, изображавшую сцену побоища. Крохотные фигурки легионеров в ужасе бежали от бородатого бледного старца с синими, как лед, глазами, бившего их студеными вихрями. Нагая рыжеволосая девушка вонзала длинные когти в грудь имперского жреца. Огромный, утыканный копьями великан, собирал кровавую жатву исполинской секирой. В центре легат в красном плаще припал на колено, тщетно пытаясь отразить удар жуткого воина — художник не пожалел таланта изображая его звериную, кровожадную натуру.

— Ну — ничего нового. Мы плохие, злые, дикие, а они хорошие, прям не знаю за что, побитые. А деваха хороша. Она что — прям нагишом в бой полезла?

— Да. Для лесных ведьм такое было вполне нормально. Это, кстати, насколько я понимаю, Всеслава Лютая.

— А старик — тот, кто я думаю?

— Почему нет? Хотя, возможно, фреска носит аллегорический характер.

— Я его всегда добрым считал. С другой стороны — мой дед во мне тоже души не чаял, а на войне, если документам верить, народу много положил. Так что, видимо, кому как…

— Кому как…

— Ладно — занимайтесь… Дело и в правду важное. Может еще одну дохтурскую защитите.

— Спасибо… Меня кстати, Олег Семенович Трясов зовут.

— Знаю — командир заставил вас всех выучить, включая биографию. Чтобы выкупить подмену, если что. А я — Слава Обухов. Будем знакомы.

«Обух» поправил пулемет на груди и, кивнув, пошел дальше, чтобы не отвлекать человека от важной научной работы.

* * *

«Дорога! Нормальная, кость ей в глотку, ровная, сухая мощеная дорога!» — после двух дней ковыляния то по грязи, то по камням, то по вообще хрен пойми чему, «Малыш» не