– ничего страшного, это никак не помешает вам понять, что за человек был Жун Цзиньчжэнь. Иными словами, «Блокнот» – все равно что аппендикс: есть он, нет его – разница не велика. Именно поэтому я выделил эту часть отдельно, как приложение; по сути своей она является послесловием или постскриптумом.

Итак, насколько мне известно, за время работы в 701-м отделе (1956 г. – ок. 1970 г.) Жун Цзиньчжэнь исписал двадцать пять блокнотов, все они сейчас находятся у его жены Сяо Ди. Но на правах супруги она хранит лишь один из них, остальные двадцать четыре переданы ей по службе, как цензору, и заперты в прочном железном сейфе. Замок сейфа открывается двумя разными ключами, причем вставлять их нужно одновременно. У Сяо Ди на руках только один ключ, второй – у руководителя подразделения. Так что, хотя блокноты отданы ей, ни читать, ни тем более присвоить их себе она не может.

Когда же их разрешат прочесть?

Сложно сказать наверняка: по словам Сяо Ди, к одним, возможно, откроют доступ уже через несколько лет, а в другие и через десятилетия не удастся заглянуть, ведь у каждого блокнота своя степень секретности и своя пора рассекречивания. Что и говорить, для нас те двадцать четыре блокнота словно бы не существуют, все равно что сам Жун Цзиньчжэнь в «Линшаньской здравнице»: он здесь, с нами, но форма его существования такова, что оно неотличимо от небытия, абсолютно бессмысленно, он есть, и в то же время его нет, он жив, и в то же время мертв. И потому мне особенно хотелось увидеть двадцать пятый блокнот, тот, что достался Сяо Ди как жене Жун Цзиньчжэня. Я слышал, что Сяо Ди никому и никогда его не показывала, но все знали, что он у нее. О том, что она забрала его себе, свидетельствуют и официальные записи, документы с ее подписью. Лукавить и отрицать, что именно у нее хранится блокнот, она не могла, но каждый раз, когда я просил одолжить его мне, она лишь цедила сквозь зубы: «Уходите!» Снова и снова она гнала меня, без колебаний, без объяснений, не оставляя мне ни малейшей лазейки. Несколько месяцев назад, когда все пять частей романа были уже написаны, я передал рукопись в 701-й отдел на проверку. Сяо Ди, естественно, была одной из проверяющих; высказывая свои замечания по тексту, она вдруг спросила меня, по-прежнему ли я хочу взглянуть на тот блокнот. Я ответил, что, конечно, хочу. Она велела вернуться к ней на следующий день. Но тем же вечером она сама пришла в гостиницу, где я остановился, и отдала мне блокнот – точнее, снятую с него копию.

Тут необходимо кое-что прояснить:

Копия, которую сделала для меня Сяо Ди, – неполная.

Почему я так решил? По моим сведениям, все сотрудники 701-го отдела, включая Жун Цзиньчжэня, пользовались блокнотами, которые им выдавали на рабочем месте. Блокноты эти выпускались в трех форматах: большом, среднем и маленьком; у одних обложка была пластиковая, у других – из крафт-бумаги. Пластиковые обложки делились, в свою очередь, на красные и синие. Говорят, Жун Цзиньчжэнь несколько суеверно относился к синему цвету и всегда выбирал блокноты с синей пластиковой обложкой, среднего размера. Я видел один такой блокнот (с чистыми страницами); на титульном листе две надписи: сверху – «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО», снизу – «ПЕРЕДАТЬ ВЫШЕСТОЯЩИМ ИНСТАНЦИЯМ. НЕ ТЕРЯТЬ», обе надписи покрыты красными печатями; в середине листа – три строки:

Номер: ______________________________

Личный код: __________________________

Время использования: __________________

Под «номером» подразумевается порядковый номер блокнота, «время использования» отсчитывается с момента выдачи блокнота сотруднику и до возвращения его обратно отделу. Личный код заменяет работнику имя. Например, код Жун Цзиньчжэня – 5603К. Для посторонних это всего лишь набор цифр и букв, зато человек посвященный сразу поймет, в каком году Жун Цзиньчжэнь пришел в 701-й отдел (в пятьдесят шестом), в каком подразделении работал (криптоаналитическом) и каким был по счету среди всех, кто присоединился к подразделению в том году (третьим). Страницы пронумерованы, на каждой указано: «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО». Номера страниц – в правом верхнем углу, иероглифы – в правом нижнем, и везде – по красной печати.

Однако я заметил, что в копии, которую мне принесла Сяо Ди, везде убраны края – и с иероглифами, и с номерами. Я подумал: то, что отрезан край с надписью про секретность, еще можно понять – раз записи попали ко мне в руки, они рассекречены. Но зачем прятать номера страниц? Сперва я терялся в догадках, а потом пересчитал листы: оказалось, их всего семьдесят два. Тогда я понял. Насколько я знаю, в блокноте такого формата должно быть девяносто девять листов, а значит, Сяо Ди сняла мне неполную копию. Сяо Ди объяснила это так: во-первых, блокнот не был исписан полностью, в нем осталось десять с лишним чистых листов; во-вторых, некоторые страницы слишком личные, не для посторонних глаз, поэтому она их изъяла. По-моему, убрала она как раз то, что мне больше всего хотелось увидеть.

Судя по времени написания и содержанию, записи представляют собой заметки во время болезни.

В июне 1966 года Жун Цзиньчжэнь, выходя после завтрака из столовой, вдруг потерял сознание, упал и ударился краем головы о край скамьи (край о край!), потекла кровь. В больнице его обследовали, и обнаружилось, что у него кровит желудок, причем еще сильнее, чем висок – этим и был вызван обморок. Врач сообщил, что у пациента серьезная желудочная болезнь, и Жун Цзиньчжэня госпитализировали.

Он попал в ту самую больницу, где когда-то лечили Шахматного Идиота. Эта больница была закреплена за 701-м отделом и располагалась в южном дворе, рядом с тренировочным лагерем. Она не уступала городским ни по оборудованию, ни по квалификации врачей, и местным специалистам, разумеется, по силам было справиться с такой распространенной проблемой, как желудочное кровотечение, можно было не бояться, что история с Шахматным Идиотом повторится. Однако больница, хоть и была «своей», находилась все же в южном дворе, из чего можно сделать вывод, что уровень секретности в ней был совсем не тот, что в северной части. Приведу не самое удачное сравнение: северный двор – господа, хозяева, южный двор – слуги; слуги выполняют поручения господ, но смысл этих поручений им никто не объясняет, а тем, кто случайно о чем-то узнал, полагается держать язык за зубами. По-хорошему, Жун Цзиньчжэню следовало скрывать свою личность, но он был знаменитостью, все и так давно знали, из официальных или неофициальных источников, кто он и какое занимает положение.