ним круга. В который раз уже маг предположил, что его сестра в преклонных годах будет очень сходна с нею манерами. Беды в этом нет, но и гордиться как-то не выходило.

– Доброго дня, – поклонился он. Косточку осталось только проглотить, лелея надежду по крайней мере не подавиться.

– Как чудесно, что наш аптекарь в награду за свой добросовестный труд получает признание от людей почтенных! – проклокотала советница.

– Главная награда Кинри Благомировича – его семейное счастье, – предсказуемо вернул древесник.

– Ваша правда, – закивала советница, тоже ловя глазами молодую чету. Оба немного посмотрели на дрожащие доски помоста, затем опустились на лавки.

Видя, что леди настроена говорить, Себастьян принялся покорно подбирать в уме приличествующий оборот об удачной для гуляний нежаркой погоде, однако Карлота Эдмондовна его от этой нужды избавила. Она чуть поджала губу в последнем сомнении, после чего заговорила решительно:

– Себастьян Базилевич, уж простите, что в праздничный день к вам по делу обращаюсь, но встреча наша случилась весьма удачно. Прошу, загляните ко мне на днях – дерево наше совсем сломалось.

Маг вздрогнул, и на миг свадебный шум стал для него неразличим. Тот артефакт стал самым прекрасным из его магических творений. Если основа погибла, не прослужив и десятка дней – рубец на сердце древесника не изжить с годами.

– То есть как – совсем? – невольным эхом переспросил он. – Оно треснуло? Разбилось?

Означенные картины перед его мысленным взором отзывались болью.

– Что вы, я не позволила бы такому произойти! – заказчица помахала рукою с кольцами успокоительно, заодно любезно остужая вареники в себастьяновой тарелке. – Только звучать наше чудо теперь отказывается.

Каждый артефактор в своей карьере хотя бы раз проходит через этот катарсис. Все начинается с особенной затейливой задачи. На мудреный код уходят седмицы, часы проверки заставляют кручиниться выше меры – но все когда-нибудь остается позади, прожект преподносится в руки заждавшегося заказчика. Приходит покой и облегчение, жизнь снова обретает краски – именно в эту горделивую безмятежность оглушительно врывается отклик "ничего не работает".

Хладнокровия юноши, пережившего эту лавину впервые, едва хватило, чтобы не дать страданию исказить черты его лица.

– Звуки приглушились или вовсе отсутствуют? – собрано осведомился он.

Голосу древесник сумел придать нужную твердость, но голова заполнилась мельтешением узлов магии: который из них оказался способен привести к дефекту такого размаха?

– Вовсе, – добрейшая Карлота Эдмондовна продолжила смотреть прямо и преспокойно крушить самооценку мага. – Ни единого.

Себастьян помолчал. Перебираемые им причины определенно не увязывались в стройную версию.

– Вы ведь не обмахивали его веером слишком долго? – спросил он, коря себя за некоторую грубость. – Оно не могло разрядится раньше срока?

Интересно, как планировала вести подобные беседы дальновидная Виола? Есть ли у нее специальный список, по которому причины поломок делятся на входящие в гарантию и выпадающие из нее? Что вообще было утверждено ими в договорной грамоте касательно будущей дозарядки артефакта? Он с удивлением обнаружил великое желание немедленно перевалить дискуссию на плечи младшей сестры, имеющей к этому тягу и некоторый даже опыт.

Лицо Карлоты Эдмондовны тем временем отобразило легкую укоризну за его подозрения.

– Кем вы меня полагаете, Себастьян Базилевич? – скептически отозвалась она.

– Прошу прощения, – юноша спешно сдал позиции. – Необходимо отсечь простейшие причины такого поворота. Я обсужу их с распорядительницей, и мы утвердим ближайшее время для диагностики.

Распорядительница еще не ведала о постигшей их печали. Она все так же самозабвенно впитывала бьющее через край жизнелюбие городских окраин.

Не смотря на мнимую свободу, молодежь отнюдь не была предоставлена сама себе. Старушки за столами, казалось, занялись вопросами ночных ограблений и (на всякий случай) защиты от них своих избушек – но зоркости не теряли. На деле они не спускали глаз и с помоста: не распустились ли там ярые молодцы, не касаются ли в пляске рук иной красавицы? Рукава девиц кроились нарочно удлиненными против подобных вольностей, однако общий легкий хмель требовал усилить бдительность.

Себастьян таким опытом не обладал и, погруженный в глубины магических концепций, едва не пропустил прецедент: один из парней как-то очень уж рьяно петушился в танце перед его сестрою. Маг воспрял в полный рост, вторично извинился перед Карлотой Эдмондовной и широким шагом устремился к источнику новой тревоги.

Он был категорически настроен удалить сестру домой, покончив на этом со скверными шутками вечера.

Затейник-вечер, оказалось, еще только разминался.

К чему приводят разговоры на свадьбе

В Итирсисе: 14 мая, воскресенье

Только сегодня, на этой свадьбе осмелилась Арис поверить, что матушкина болезнь преломилась к лучшему. Две седмицы минуло с того дня, когда растревоженная Селена принесла весть о почти невозможной прогулке. Поздние воскресные сумерки, глаза доброй подруги, румянец матушки – детали навеки уложены в самые сокровенные сундучки памяти вязуньи. Только принять выздоровление за истину она отчаянно страшилась. Улыбалась днем, изумляя оружейников, а с уходом тянула – боялась найти у дома Селену с другими, уже горькими вестями.

Трепет всегда возрастал с каждым шагом по Зеленой улице, пока в невесомости вечернего покоя не различался голос матушкиной скрипки. Музыка вновь становилась отдушиной для пробудившейся Леоноры.

Виртуозная исполнительница справедливо находила, что до прежнего мастерства ей теперь далеко. Тем не менее, за день до торжества она предложила Селене сыграть для ее гостей в благодарность за все те часы, что девушка провела в их доме почти сиделкой. Решаясь говорить, скрипачка едва могла скрыть дрожь тонких пальцев – вероятность услышать неловкий отказ нависла пыткой, но артистическая натура жаждала зрительского обожания куда больше укрепляющих настоек.

Селена не колебалась ни мига – на такое украшение вечера она не смела и надеяться . Усладить приглашенных игрою сочли за лучшее в самом конце, когда уставшие плясуны оказались вполне готовы освободить помост без должного сопротивления. Кинри знаками угомонил простецких музыкантов и объявил о необычайной возможности гостей окунуться в мир мелодий тонких и высоких. Гости, уже разгоряченные, с готовностью взорвались одобрением – Леонору в округе знали прекрасно.

Она стояла на краю помоста с бьющимся сердцем, прижимая инструмент к лифу последнего нарядного платья, с болезни еще велковатому. Волнуясь, наблюдала, как расходятся танцоры, как высокий юноша аристократической наружности с большим облегчением вытаскивает из этой группы пылкую девицу, по всей видимости, сестру, и уводит с негодующим шептанием. Леонора едва дышала перед своим выходом, но острый материнский глаз подметил все – как юноша остановился невдалеке от Арис и приветливо кивнул вязунье, как леди-сестрица просияла и защебетала той что-то, издали неразличимое.

Ее маленькая Арис действительно обзавелась знакомствами, достойными всяческой хвалы. Поведение юных аристократов