со своею скрипкой, объяснения же прозвучали хаотически: дочь говорила об опасности, о чарах и настаивала на незамедлительном осмотре подозреваемого. Инструмент оказался уложен поперек “почетного” стола на беленую скатерть под пристальный взор темноволосого аристократа.

Второй, нарядный блондин, враз нарисовался рядом – когда мимо него пронеслась вязунья, бормоча о странной магии, не мог же он, в самом деле, презреть лакомый блеск авантюры. Лея заключила, что выбора она теперь лишена: не влеки её даже любопытство, расположиться здесь придется хотя бы для защиты горожан от женихова пыла.

Себастьян счел, что обстоятельства позволяют ему сесть в присутствии дам, и махом перешагнул неширокую лавку. Устроясь, он запустил пальцы в жесткие пряди на висках – сестра звала это "позой возвышенного глубокомыслия" и в таком положении старалась брата не отвлекать (иногда ей это даже удавалось).

С важностью средоточия гости на свадьбе ознакомлены не были. Суета вокруг инструмента и подозрительные чары привлекли всех, кто был еще способен воспринимать внешний мир без раздвоения.

Сын кузнеца первым решился узнать, подбоченясь для храбрости:

– Ну, чего там?

– Нужно больше времени, – отозвался Себастьян не глядя.

– Прошу прощения, – повернулась к Арис к парню почти жалобно, – не могли бы вы пока оставить господина Карнелиса…

Она еще не закончила речи, когда Алессан плеснул кистью, словно досадуя на муху. Воздух пошел рябью, и стоящие близко горожане нашли, что в их носы толкается незримая глыба шара, внутри которого остались только шестеро избранных. Звуки снаружи для последних притупились до низкого гула, хотя зеваки бросились ревизировать щит в упоении.

– Не благодарите, – смиренно попросил маг в ответ на изумленные взоры соратников.

Лея вздохнула, но присудила, что бесцеремонность мага оказалась весьма уместной. Сын кузнеца еще в рубашке родился, ибо ее кавалер не распознал в нем соперника – а ведь, как доносили Сальвадору, парень всерьез подумывал зимою взять хвостатую сиротку замуж. Страшно даже вообразить, по какой грани ходил бедняга, подавая нынче голос (глубоко в душе Лея, пожалуй, не отказалась бы видеть лицо Алессана в миг получения этакой вести).

Себастьян, впечатленный скоростью возведения купола беззвучия, сумел возвернуть внимание скрипке перед собою и продолжить экспертизу. Не смотря на сложность чужого алгоритма, блоки древесного кода были его родною стихией.

Даже теперь, зная о чарах на инструменте, Арис не умела их расслышать. Тренированные Алессан и Лея ловили чуть больше, но о разложении на блоки речи не шло, приходилось умерить гордость и ждать вердикта древесника. Виола отметила, что милая сердцу ее команда добровольно собралась для решения магической задачки – кажется, она провела недурную связующую работу. Свербила только мысль, что и Карлота Эдмондовна, вкушавшая курник всего в полуметре, очутилась снаружи защитной стены – Алессану терять нечего, а вот Виола обижать заказчицу вовсе не желала бы.

Леонору же юноша определил оставить рядом как лицо заинтересованное, но магии она почти не различала, посему краем глаза подвергала рассмотрению знакомцев дочери. Четверо дворянских отпрысков, трое сильных магов и задорная девица – неплохое общество. В таком и Арис не стыдно проводить время, в некотором роде даже находя столь ценные примеры подражания.

Несколько долгих минут спустя Себастьян отверз уста.

– Не могу быть уверен, – рассудил он, – но чары как будто настроены втягивать что-то извне.

Арис непроизвольно сжала руку в кулак, цепляя ткань верхней юбки —догадка ее нашла основание.

– Силы матушки, – горько довершила она, – вот что они тянут почти уже пять лет.

Виола прижала руки к губам, а маги посмотрели на скрипку с недоверием. Леонора спорить не стала – теперь почти все кусочки разбитой жизни стали на свои месте. Она опустилась на скамью, как будто болезнь снова отняла у нее возможность держаться на ногах.

– Но Арис? – слабо спросила музыкант, преданная собственным инструментом. – Отчего она не пострадала?

Себастьян хмурился, аккуратно ловя оттенки магии.

– Предположу, что код был каким-то образом настроен именно на вас, – осторожно сообщил он.

Вязунья подалась вперед с очевидным вопросом, но Леонора опередила ее, подняв ослабевшую руку.

– Не спрашивай, – остановила она. – Думаю, виновник мне известен. Расскажу тебе после – нет нужны досаждать господам и леди мемуарами чужой им женщины.

Арис послушно смолчала, все еще пытаясь уразуметь итоги: матушке желали смерти, о которой она возвещает столь меланхолично.

– Однако, есть интересная деталь, – заметил Себастьян, продолжая свой анализ, – чары совершенно лишены заряда.

Мысли Арис вовсе перестали поспевать за новостями.

– То есть, выздоровление было только вопросом времени? – спросила она, силясь теперь иначе посмотреть на невнятное покушение.

Себастьян, однако, покачал головой отрицательно.

– Похоже, будто втянутые силы обращались в слабый заряд артефакта… идея чудовищна, – юношу передернуло от мысли, чем чревато подобное свойство магии. – Он мог тихо работать и десятки лет. Однако, нечто еще вмешалось, чтобы разом оставить его без энергии и разомкнуть этот цикл.

Вязунья опустилась на лавку рядом с матушкой и взор установила на узоре юбки в районе своих коленей.

– Можете предположить, что это было? – допытывался Себастьян, которому не давало покоя внезапное обилие странных магических обстоятельств.

Арис медлила. О, предположить она могла! Безусловно, это был волшебный бутон. Только теперь способ его помощи перестал вызывать восторг и явился подозрительным уже по-своему. Собственные действия показались уже не геройством.

– Цветок, – призналась она почти со стыдом, не радея уже о вежливости и глазном контакте, – который я сорвала с дерева на площади.

Виола встрепенулась, почуяв, что может принести немедленную пользу.

– То самое растение, которое едва не съел Тысячелистник, – живо уточнила она для Себастьяна. – Только представь, за несколько седмиц оно обратилось в целое дерево, к тому же расцвело. Сии украшения теперь широко разнеслись Итирсису.

Себастьян, как мы знаем, был очень хорошо воспитан, поэтому Алессан страдальчески закатил глаза за них обоих.

– Несите сюда этот дивный цветок, – велел он, – немедленно.

Его тон Леонору Эмильевну ничуть не впечатлил. Кем бы ни был этот франт, никакая родовитость не давала ему права говорить с подобном тоне с Арис. Женщина понадеялась, что разумная дочь не сочла занятным пасть жертвой его холеной декоративности.

– Цветок уже здесь, любезный юноша, – холодно указала она на другой край стола. – Его использовали для украшения свадьбы и, вероятно, в качестве сомнительного талисмана “на счастье”.

Арис болезненно смутилась дворянского апломба матушки и поспешила принести рекомое. Пиала с цветком затерялась меж кувшинами и крошками от пирогов, но попала внутрь купола, так что нырок за ней обошелся без усложнения конспиративных действий.

Подать пиалу Алессану девушка не рискнула, стремясь вообще держаться от него как можно дальше и не привлекать внимательного прищура. Таким образом яркий розовый цветок