– О каком «оно» вы говорите? О чем-то, что вы закончили? Что же вы закончили?

Карандаш взвизгнул, словно водили грифелем по доске.

«Ну вот, это опять оно, – задергались буквы. – Не могу продолжать. Это ужасно. Я так боюсь. Найдите его, пожалуйста, пожалуйста».

Как и накануне, послышался громкий стук в стену, где-то совсем близко. Испуганный Людовик отпрянул и принялся будить Сильвию. Кто бы ни был этот дух, он не походил на добрую и деликатную Астерию, которая даже стучала негромко и приятно.

Сильвия зевнула и потянулась.

– Шпинат? – проговорила она сонным голосом. – Что-то от Шпината?

– Да, милая, много всего.

– И что он сказал? Я была в глубоком трансе. Знать не знаю, что происходило. У Виолетты и близко такой силы нет. Какое странное чувство! Я все записала?

– Да, ответы на мои весьма удачные вопросы. Это просто чудесно. Мы напали на юного Шпината, или, скорее, это он на нас напал.

Сильвия читала свои записи.

– «Я умер на прошлой неделе, – повторила она. – Совершенно внезапно. Той ночью разразилась гроза…» Людовик, а ведь так и было! Все верно. Ты тогда спал, а я нет, и, помню, читала в газете, что в округе Рай было сильнейшее ненастье. Как странно!

Людовик щелкнул пальцами.

– Знаю, что я сделаю. Я отправлю телеграмму миссис Сэпсон. Дай мне лист бумаги. Она говорила, что ко мне могут заявиться загадочные гости.

Сильвия тут же подхватила его мысль:

– Понятно! Ты собираешься ей рассказать, что с нами вступил в контакт ее покойный жилец, юный Томас Шпинат, которого на той неделе убило молнией. Она придет в полнейший восторг, если ей, как ты думаешь, надоела Астерия. Ну да, не удивлюсь, если она пригласила нас в свой коттедж как раз с целью проверить, вправду ли мы получаем послания с той стороны. Удачно получилось!

Она поспешно начала царапать на листке из блокнота послание, подсчитывая на пальцах слова. Следуя велению своей бережливой натуры, она старалась сжать текст до двенадцати слов.

– Ага! Слушай! – Сильвия торжествующим тоном зачитала то, что получилось: – «Сэпсон, 29, Бромптон-авеню[231], Лондон. Жилец Шпинат убит прошлой неделе молнией, контакт». Ровно двенадцать. Подписываться не нужно, там будет почтовая марка из Рая.

– Милая, – вздохнул Людовик, – это не тот случай, когда нужно экономить пенсы. Потратим немного больше, зато текст станет понятней и выразительней. Дай мне бумаги, как я уже просил. Должно быть ясно, что это не просто пересказ местных сплетен. А кроме того, я добавлю несколько слов про фото.

До отхода ко сну Людовик составил более подробную телеграмму, а на следующее утро от миссис Сэпсон пришел исполненный воодушевления ответ.

«Все совершенно верно и просто замечательно, – писала она. – Радуюсь, что вы установили контакт. Продолжайте выяснять, спросите про его дядю. Сообщайте телеграммой, если будут новости».

Чтобы развязать себе руки, Сильвия дала Грэмсби выходной до конца дня, посоветовав ей развлечься в Рае, и, как только прислуга удалилась, медиумы принялись готовиться к сеансу. Поскольку Шпинат, судя по всему, предпочитал общаться через Сильвию, ей достались карандаш, бумага и транс, а Людовик расположился поблизости, чтобы задавать вопросы. Очень скоро веки Сильвии опустились, подбородок упал на грудь и карандаш в ее руке мощно завибрировал, как автомобильный мотор перед стартом.

– Вы Шпинат? – спросил Людовик, заметив признаки того, что дух явился. Карандаш тут же начал писать.

«Да. Вы нашли его?»

– Мы не знаем, что искать. – Людовик вспомнил о телеграмме миссис Сэпсон. – Это как-то связано с вашим дядей?

Последовала долгая пауза. Потом карандаш опять задвигался.

«Пожалуйста, найдите его», – написал дух.

– Но как же мы найдем вашего дядю? – спросил Людовик. – Мы не знаем ни где искать, ни как он выглядит. Скажите, где искать.

Карандаш отчаянно задергался.

«Не знаю. Знал бы – сказал. Но где-то поблизости. Я успел куда-то это пристроить, и тут ударила молния, и меня убило, и теперь я не могу вспомнить. Память отшибло, как… как после сотрясения мозга».

Людовика посетила тревожная мысль. Что, если юный Шпинат разумел под «этим» своего дядю?

– Ваш дядя мертв? Говоря «это», вы подразумеваете его тело?

Пальцы Сильвии стали корчиться, точно в агонии. Из-под карандаша выскочило: «Да».

При всем своем опыте общения с духами, Людовик ощутил пробежавший по коже холодок. Но он молча ждал, видя, что последует продолжение. И оно – боже милостивый! – последовало.

«Я все вам расскажу. Я убил его и не могу вспомнить, куда спрятал тело».

Людовика охватило негодование.

– Это очень нехорошо с вашей стороны, – резонно заметил он. – Но, если вы все нам расскажете, мы вам поможем. Выкладывайте. Раз вы умерли, никто уже вас не повесит.

Людовик, конечно, был потрясен этим открытием и обеспокоен мыслью, что находится в соседстве с духом убийцы – мало того, с телом дяди юного Шпината, однако не мог не испытывать острого профессионального интереса к истинам, которые вскорости ему непременно откроются. Получить сведения о нераскрытом преступлении непосредственно от покойного преступника, участвовать в обнаружении тела убитого – что может быть полезней для карьеры медиума? Людовик явился сюда ради отдыха, но почувствовал себя так, словно уже успел набраться сил: ему подвернулся уникальный случай, который давал возможность блеснуть и прославиться. К тому же успех позволит восстановить пошатнувшуюся веру миссис Сэпсон в их парапсихологические способности. Она растрезвонит новость на всех углах, публика начнет ломиться на их сеансы. Более того, появляется шанс существенно пополнить свои сведения о существовании по ту сторону, узнать нечто ошеломляющее – куда там всякие цветы, рождаемые мыслью, струящиеся одеяния, всеобщая любовь и взаимопомощь… Людовик сгорал от любопытства, гадая, каких откровений их удостоит Шпинат.

Исповедь началась, и задавать вопросы уже не требовалось, карандаш сам так и бегал по бумаге. Блокнот заполнялся страница за страницей, Людовик дважды затачивал карандаш Сильвии: откровения одно удивительнее другого следовали в таком количестве, что грифель очень скоро сходил на нет и запись делалась неразборчивой. Работа кипела не меньше получаса, но вот карандаш, громко скрипнув, остановился и рука Сильвии бессильно упала. Сильвия потянулась, зевнула и пришла в себя.

Следующий час был самым увлекательным за всю профессиональную карьеру Людовика. Байроны читали отчет о преступлении. Дядя, Александр Шпинат, был совершеннейший старый негодяй, превративший в ад жизнь своего племянника. Он узнал о проступке, совершенном сиротой Томасом, который подписал фамилией дяди грошовый чек. Угрожая разоблачением и арестом, дядя заставил беднягу днями и ночами задаром на него трудиться: ловить рыбу, обрабатывать землю, следить за домом – а сам вольготно