— Эйч? — нахмурился Тони. — Что тебе сказали?

— Может быть, поедем уже?

— Эйч?

— Ладно, — сдался Джонсон. — Все равно все узнают. Восемнадцать лет назад у меня был компрессионный перелом позвоночника. Оскольчатый. Осколок вошел в спинной мозг, ноги парализовало. Сделали операцию, осколок удалили, поставили титановую пластину. Сказали четко: вероятность того, что буду ходить, минимальная. Но я выкарабкался. И вот сейчас пластина сместилась. Видимо, когда резко передвинул тяжелый ящик. Защемляет нерв — поэтому сильные боли. Если сместится еще больше — повредит или нерв, или вообще спинной мозг. И тогда паралич. Окончательно и без вариантов.

— Твою мать! — сквозь зубы сказал Тони. — И что теперь?

— Доктор позвонил в Лондон, в военный госпиталь, где меня оперировали…

— В военный? — удивилась я. — Так ты?..

— Да, — поморщился Джонсон. — Был. Неважно. Там сказали приезжать хоть прямо сейчас, но я выторговал три дня. Надо привести дела в порядок. Не уверен, что лорд Питер найдет замену, так что, Тони, тебе придется взять на себя хотя бы поставщиков и бухгалтерию.

— А если вдруг что-то?..

— Главное — не делать резких движений. Все, поехали уже, хватит разговоров.

[1] Помнишь лисенка,

Сердце спартанца?

Легче лисенка

Скрыть под одеждой,

Чем утаить вас,

Ревность и нежность (М.Цветаева, из цикла «Комедьянт» (1918)

— Не поверишь, Света, мне все-таки удалось найти дворецкого на подмену, — сказал Питер за завтраком.

Из гостей в Скайхилле осталась только одна пожилая семейная пара, тоже какие-то дальние родственники, которые еще не спустились, и Аманда. Она успела обкормить корги до такой степени, что те даже не стали требовать у меня традиционной ветчины.

— Бедный Джонсон, — сказала Аманда, усаживаясь за стол рядом с нами. — Кто бы мог подумать!

Сегодня на ней была длинная широкая юбка, пестротой напоминающая цыганскую, голубой топик на тонких лямках, из-под которых выглядывали бретельки красного бюстгальтера, и все те же розовые мартенсы. На шее висел огромный круглый кулон в виде спирали, а волосы прихватила детская заколка со стразиками. Ногти на руках Аманда выкрасила в три цвета: черный, золотистый и почему-то оранжевый. Однако все вместе производило впечатление не чокнутой старухи, а очаровательного попугайчика. Да и щебетала она тоже как попугайчик.

— Где ты взял дворецкого? — поинтересовалась я. — Люси говорила, что это в принципе невозможно.

— Невозможно, — согласился Питер. — И поэтому я чую какой-то подвох. Вчера позвонил директору Академии дворецких — вдруг какой свежий выпускник еще не нашел место. Просто для очистки совести, обычно заявки на них подают еще зимой. И вдруг оказалось, что один как раз остался не у дел. Нанимательница, старая леди, внезапно скончалась, а дети от его услуг отказались. Так что сегодня он будет здесь.

— А в чем подвох? — не поняла я.

— Мне не понравился тон директора. Как будто что-то недоговаривает. Что-то не так с этим дворецким.

— Может, просто не очень прилежный студент?

— Нет, закончил с отличными баллами.

— Араб? Негр? Извини, Питер, но я говорю «негр», а не как-то там толерантно. И буду говорить.

— Мне все равно, как ты говоришь. Фамилия ирландская.

— Что мешает негру быть ирландцем? — заметила Аманда.

— И правда. Это, конечно, будет необычно, но, думаю, мы переживем. Тем более, временно. Если все будет нормально, Джонсон вернется месяца через три. После операции ему придется лежать не меньше месяца неподвижно, а потом поедет в центр реабилитации.

— А ты знаешь, кем он был? — любопытство взяло верх. — Ну, в каких войсках?

— Морская пехота, — коротко ответил Питер. — И не вздумай его об этом спрашивать, он страшно не любит говорить о военной службе. Черт, просто голова кругом. В такой дом — и человек без опыта. Боюсь, Тони придется ему помогать.

Когда мы с Амандой выходили из столовой, она придержала меня за локоть.

— Детка, простите мою бестактность и старческое любопытство, но вы помирились с мистером Каттнером?

— Видимо, этот цирк не заметил только слепой, — с досадой поморщилась я. — Не знаю, Аманда. Вроде бы, помирились, но…

— Но вас это сильно беспокоит, так?

— Не только это. Пожалуй, больше другое.

Мы вышли в холл и сели в кресла у камина. Фокси тут же улеглась у моих ног вверх пузом: чеши. Пришлось взять щетку.

— Помните, вы учили нас с Люси сворачивать тревогу в шар? И сказали, что моя тревога из-за недавнего события, которое я воспринимаю как давнишнее и пытаюсь забыть?

— Конечно, помню, — кивнула она. — И что?

— А то, что я на самом деле забыла это событие. Вот это меня как раз и беспокоит. Какой-то провал в памяти.

— Мозг часто избавляется от травмирующих событий. Загоняет воспоминания в чуланы и подвалы. Правда, у детей это бывает чаще, чем у взрослых.

— Говорят, вы экстрасенс, Аманда?

— Я психотерапевт на пенсии, — усмехнулась она. — А все остальное — так, мелкое хобби. Когда долго работаешь с психикой, невольно начинаешь чувствовать… нечто иное. Вот, например, этот дом. Говорят, здесь никто никогда не видел призраков. Просто ненормально — английский замок без привидения. Но я чувствую некую… сущность. Не все призраки показываются людям. Некоторые просто обитают в доме, где их застигла смерть. Никому не мешают.

Я почувствовала дуновение теплого ветра и услышала тихий смешок Маргарет.

— Однажды я предлагала лорду Роберту устроить спиритический сеанс, ко он категорически отказался. А уж Люси и вовсе против подобных вещей. А могло бы быть интересно.

— Она что, думает, я стала бы с ней разговаривать? — возмутилась Маргарет. — Стол вертеть? Очень надо!

— Простите, Аманда, а кем вы приходитесь Питеру? — не удержалась я.

— Его мать — дочь моей сестры. To есть он мне внучатый племянник.

Понятно. Значит, она чувствует присутствие Маргарет не потому, что тоже родственница, а просто… потому что чувствует.

— Если вас мучает какое-то забытое событие, я могу вам помочь, Светлана, — сказала Аманда, глядя на Фокси, блаженно потягивающуюся под щеткой. — Но надо ли? Мозг не дурак, он не просто так прячет неприятное. Большинству моих пациентов, которые решились вскрыть свою персональную помойку, понадобилась длительная работа, чтобы научиться жить с этим неприятным знанием. А я послезавтра уезжаю.

— Может быть, и не надо, — я вспомнила вчерашние слова Тони. — Но ведь это как болезнь без диагноза. Чувствуешь: что-то есть, но не знаешь, что именно. To ли прыщ, то ли рак. Все-таки я предпочла бы знать. Если окажется что-то действительно ужасное, я найду кого-нибудь, кто мне поможет. В смысле, специалиста. Дома, в России.